Тут следует отметить, что пан Михал после своего прибытия особо со мной и не контактировал, буквально пару раз мы у пана Скиргеллы, вроде как случайно, встретились, обмениваясь лишь вежливыми словами, зато раза два через Кацпера обменивались записками, сразу же сжигая их после прочтения.
Пекарский, казалось, находился в состоянии эйфории – его евреечка каждую ночь одаряла хозяина превосходными прогнозами, и он был свято уверен в их реальности.
Тем временем, в то царевание, которое предложила Владиславу часть бояр, в Литве не сильно-то и верили. Сам король считал, что его сын слишком молод, чтобы самостоятельно воевать за Москву. Что многие понимали это как желание Вазы прибавить к уже имевшимся у него польской и шведской коронам еще и Шапку Мономаха. Энтузиастов проекта царя Владислава было немного – маршалек Литовского Трибунала Лев Сапега, ректор Виленского университета, замечательный проповедник Петр Скарга, пан Скиргелла. Оба гетмана: великий литовский Кароль Ходкевич и полевой коронный Станислав Жолкевский, оставались при войсках и в политику редко вмешивались. Хотя полевой гетман давно уже говорил, что осада Смоленска – это только потеря времени, так как следует на Москву идти и создавать свершившиеся факты. Королевич, поначалу весьма даже желавший занять царский трон, по мере истечения времени терял веру в скорую коронацию, но, к счастью, тщательно изучал то, что я ему подсовывал.
Все должно было изменить день 4 июля, предсказанный еще Маргаретой и подтвержденный оружием пана Жолкевского.
* * *
Под конец июня до Вильно дошли вести, что князь Дмитрий Шуйский, брат царя Василия IV, выступил с целью помочь Смоленску, осаждаемому польскими силами и все более отчаянно защищаемому воеводой Михайлой Шеиным. А с ним шли все московские силы да еще шведские отряды под командованием Якуба де ла Гарди и генерала Горна.
Поначалу командование должен был принять на себя Ян Потоцкий, генерал подольских войск и брацлавский воевода, только он от этого предложения уклонился, предпочитая осаждать обессиленный Смоленск, чем отправляться на битву с более многочисленным врагом, победу в которой никто предвидеть не мог. Окончательно, все взвалил на свои плечи Жолкевский, получив от короля даже меньшие силы, чем поначалу собирались дать Потоцкому, и с этой вот горсткой он и выступил, собирая по дороге польские отряды: из Вязьмы полк Марана Казановского, из Шуйска – ротмистра Александра Зборовского, сына Самуила, того несчастного изгнанника, что был казнен по приказу канцлера Замойского. В это самое время поляки в Царевом Займище столкнулись с отрядами Григория Валуева, того самого хвата, который выстрелом из мушкета Дмитрия I Самозванца убил. Он же, применяя различные засады, благодаря понтонному мосту, построенному людьми гетмана, едва не попал под атаку польских гусар и сбежал за валы.