, и вот тут-то юноша, с которого я не спускал глаз, поднес флейту ко рту, но вместо того, чтобы дуть в нее поперечно, взял ее словно пастушескую свирель и направил вниз.
Как потом оказалось, в футляре у него имелись две флейты. Вторая была нужна исключительно для одного сольного выступления.
Сидя неподалеку от королевича, я увидел лишь то, что король Зигмунт вздрогнул, как будто бы его укусила оса. Те, кто сидел ближе, утверждали, что вначале он вроде как подскочил, после чего из уст раздалось краткое хрипение, а потом ноги выдвинулись вперед, а голова опала.
/то заметила королева, но ее крик поначалу утонул в могучем пении, заполняющем весь собор, и только лишь через какое-то время начался страшный кавардак, кто-то начал звать медика, королева потеряла сознание, хор замолчал, оркестр – тоже, а толпа начала вытекать из здания, устроив страшную давку.
Только через какое-то время заметили стрелку, торчащую из шеи Зигмунта Вазы над самым кружевным воротником.
И тут я все понял. И не только то, что Пекарский применил концепцию индейской духовой трубки Алонсо Ибаньеса, о которой я ему рассказывал, но еще и то, что на роль Брута назначил Сильвио – того самого сладенького мальчонку, которого мы вместе с il dottore вырвали из лап синьора Гиацинтуса, и который теперь вырос в юношу красивого, но жестокого и способного на любое преступление. В Австрии его разыскивали за убийство, в Силезии поймали на отравительстве. Как нашел его Пекарский и чем склонил к цареубийству – не знаю. Пан Михал никогда говорить об этом не желал, а сам Сильвио, ну что же… Хотя ему было обещан побег, безопасное убежище и щедрая награда, ушел он всего лишь на пару шагов. Его обнаружили на крутой, секретной лестнице, ведущей с хоров в самые подвалы собора. Лицо юноши было совершенно синим, набрякшим, а губы совершенно почернели, поскольку мундштук флейты был покрыт адским ядом, вызывающим практически немедленную смерть.
Следствие так и не выявило сообщников, хотя капельмейстеру – вот так, ради примера - отрубили голову. Говорили, что преступный флейтист пристал к оркестру месяц назад, используя грешное влечение, которым дирижер воспылал к его юному телу. Кто его из Силезии, где Сильвио сидел за решеткой, в Польшу привез, кто снабдил его оружием и обучил владению духовой трубкой, так никогда и не было выяснено. Говорили, будто бы имелись у него контакты с неким православным попом, который неделю тому назад развлекался в Вильно, после чего испарился словно камфара, равно как и некий армянский купец, что останавливался неподалеку от монастыря василианцев.