- Мурены! – пояснил il dottore, видя, что хозяин занят надеванием новой одежды. – Дон Камилло разводит их по образчику античного Лукулла, а эти рыбки чрезвычайно хищные, и более всего они любят человеческое мясо.
Тут раздался смех. Я поднял голов и увидел, как прекраснейшая синьорина Понтеваджио смеется, наблюдая за драмой в рыбном садке. И вот тут-то меня охватил настоящий страх, поскольку мне окончательно стало ясно, куда я попал.
Когда ночью, не имея возможности заснуть, я медленно приходил в себя и анализировал поток событий, то понял, что со стороны дона Камилло это был сознательный показ силы и грубости, который должен был склонить меня к послушанию. О его идущих далее намерениях я должен был еще услышать.
В следующие дни у меня не нашлось хотя бы минутки, чтобы поговорить с il dottore, который выглядел по-настоящему плохо, словно человек больной и уже стоящий на краю могилы, только я как-то не мог поверить, чтобы в своих гениальных мыслях он не рассматривал планов, способных принести нам свободу, чтобы дон Камилло при этом понес эффективное и справедливое наказание. Сам я тогда работал над картонами для серии фресок, которые должны были изображать человеческие труды, добродетели, а так же тех представителей рода людского, которые соответствовали концепциям сицилийца (там имелись греческие трагики, Вергилий, Сенека, святой Августин).
Возможность для более длительной беседы с Учителем появилась только в воскресенье. Хозяин вместе с дочкой и capo отправился в церковь, оставляя в имении всего лишь несколько слуг. Я тут же начал уговаривать il dottore воспользоваться их отсутствием для побега.
- И куда бы ты хотел бежать, Фреддино? – притормозил мое рвение Учитель. – Возможно, тебе и удалось бы выбраться из имения, что вовсе не обязательно, ибо здесь имеются многочисленные домики пастухов, охранников виноградников и садов; все они хорошо спрятаны и наполнены шпионами. Но, предположим, если бы это нам и удалось, куда хотел бы ты отправиться? И каким образом? Вся Сицилия – это тюрьма. Дон Камилло обладает здесь удивительнейшей властью – неформальной, тем не менее, признаваемой всеми светскими и церковными сановниками, и состоит она из страха, восхищения, любви и ужаса. Никто против него не произнесет ни слова, ибо здесь еще со времен сицилийской вечерни[14], а, возможно, даже от сарацинского рабства народный закон, которое называется омерта. Молчание! Ты вырвешься из Понтеваджио, а поймают тебя в Палермо, Катании или Агридженто. А если бы ты каким-то чудом перепрыгнул Мессинский пролив, то у нашего приятеля имеются уши и глаза в Неаполитанском королевстве. И это еще не конец: я успел сориентироваться, что его паутина охватывает большинство государств нашего континента – повсюду у него имеютс отряды своих князей, кардиналов, министров…