— Что же вы, Татьяна Ивановна, пригласили в гости, а сами удалились, позабыв все и всех на свете.
— Мы искали вас, весь пруд обошли, — проговорила Таня в оправдание и почему-то смутилась, покраснела.
— Долгонько искали, — сказал Семиёнов. — В трех соснах заблудились…
— Знаем мы таких заблудших!.. — насмешливо вставил Алексей Кузьмич. — Сами вот так же заблуждались!..
Таня опустилась на траву рядом с Елизаветой Дмитриевной, попросила:
— Выпить ничего не осталось? В горле пересохло…
— Не стоило бы вам давать, — отозвался Алексей Кузьмич, вынув из зубов трубку. — Но проклятая жалость к ближнему вынуждает. — Извлек из сумки припрятанную бутылку, поставил перед ней: — Пейте и цените мою заботу…
Таня признательно улыбнулась ему, налила вина себе и Антону, но пить не стала — вино было теплое и кислое, Антон тоже отказался, отошел в сторону и прислонился спиной к сосне.
Скрестив на груди руки, Семиёнов прохаживался по берегу, любуясь закатом, и задумчиво напевал что-то, не раскрывая рта. Потом, взглянув на часы, остановился около Тани, промолвил как будто с сожалением:
— А ведь мне пора домой. Володя, вы едете?
— Нет, — ответил за него Антон.
Володя озадаченно глядел то на Антона, то на Таню и по лицам их не мог догадаться, что между ними произошло.
— Вы меня проводите, Танечка? — тихонько спросил Иван Матвеевич и, наклонившись, дотронулся до ее плеча.
— Конечно, вот только закушу.
Через несколько минут Семиёнов простился, и Алексей Кузьмич с Таней пошли его провожать.
— Папа, ты придешь сюда? — крикнул отцу Игорек.
Алексей Кузьмич обернулся и наказал:
— Не уходите никуда, я сейчас вернусь.
Елизавета Дмитриевна спустилась к воде мыть посуду. Оставшись вдвоем, Володя торопливо спросил Антона:
— Говорил?
Тот утвердительно кивнул.
— Ну?
— Я попросил ее не выходить замуж, — проговорил Антон.
Володя удивился:
— Я тебя серьезно спрашиваю.
— Она обещала, что подождет. Вот и все.
Володя непонимающе пожал плечами: «С ума спятил парень!» — и пошел помогать Елизавете Дмитриевне.
Утомленный волнениями этого дня, Антон сел на оплетенную корнями землю, обхватил колени, замер. Все звуки, тревожившие его весь день, отхлынули прочь, безмолвие заколдовало лес. От воды потянуло запахом тины и сырой травы. Солнце, склоняясь ниже, коснулось темной зубчатой линии и, точно проткнутое острыми пиками елей, растеклось вокруг багряными потоками света, и стволы берез за рекой покраснели, словно внутри них зажглись волшебные светильники. В черной воде реки отражались облака, будто медленно плыли розовые льдины.
Эпическое спокойствие леса, тишина, багровые потоки заката, ароматы влажной земли — все это вливалось в душу Антона, подчеркивало силу его чувств и остроту мыслей.