Мать торопливо сошла с крыльца, ладони ее с негромким хлопком соединились на груди.
— Антоша!.. — прошептала она. — Сынок!..
Антон почти кинул на землю чемодан, обнял мать.
— Здравствуй, мама…
— Что ж ты, сыночек, забыл нас совсем? — Она отстранилась от него, поглядела с непередаваемым, глубоким укором, с каким могут смотреть только матери, всхлипнула; платок съехал на затылок, в плотно причесанных волосах проглядывала седина, возле вздрагивающих губ — страдальческие складочки. Антон напрягся весь, чтобы не заплакать: «Какой же я мерзавец все-таки!.. Все о себе думаю…»
— Отца не стало, так ты уж и распустился совсем…
— Не надо, мама, — промолвил он и поцеловал ее седеющий висок. — Радоваться надо, а ты плачешь…
— Большущий какой, рукой не дотянешься…
Антон усмехнулся.
— В тебя, мама, пошел.
— А это кто же с тобой? Товарищ, что ли? — спросила мать, изучающе глядя на Гришоню.
— Товарищ, — ответил Гришоня. — Мы с ним в одном цеху работаем, в одной бригаде.
— Гришоня Курёнков, — пояснил Антон и тут же поправился, — то есть Григорий.
— Ну, здравствуй, Гришенька, — сказала мать. — С приездом! Не стесняйтеся, заходите в избу. Места хватит…
Прибежали десятилетняя Ариша и брат Вася, лет двенадцати; сестренка вцепилась в Антона и уже не отпускала его, а Вася солидно поздоровался с братом и Гришоней за руку и в смущении отступил в сторонку.
— Ух, большие какие стали!.. — воскликнул Антон. — На улице встретил — не узнал бы…
Мать распорядилась:
— Вася, помоги отнести вещи. — Она взяла чемодан и плащ Антона и понесла в избу.
Антон все стоял в проулке, с тревогой глядел в сторону огорода, — вдалеке за Волгой пламенело закатное небо. Он прошел в калитку, остановился, потрясенный: вокруг было пусто — ни деревца, ни кустика, только полосы грядок да вдоль изгороди пышно и сильно взметнулась крапива.
— Что это? — с испугом спросил Антон. — Ариша, а где яблони, вишни?
— А вырубили.
— Зачем же?
— А посохли они.
Антон с грустью оглядывал пустырь с пугалом посредине и чуть не плакал от жалости, — все, что было связано с детством, пропало, не вернешь, как не вернешь и самого детства…
— А какой был сад, Гришоня, какие яблоки росли!.. Двенадцать яблонь, две китайки!.. Вишни, барбарис какой-то… — Антон прошел между грядками моркови и бобов. — А вот тут стоял шалаш. Мы с отцом ночевали в нем, караулили, чтобы ребятишки яблоки не воровали. Теперь этого ничего нет. Новый сад надо растить… А кто будет этим заниматься? Хозяина нет…
Послышался голос матери, она звала ужинать. Антон повернулся и медленно побрел с огорода. Изба ему показалась другой, тесной, он почти касался потолка рукой, — как все изменилось, какое все маленькое!.. Неужели он здесь вырос? И даже ветлы под окном у высохшего пруда как будто стали ниже и гнезд на них стало меньше, остались лишь на самой верхушке.