Девушка поднесла ко рту дрожащие руки.
Следователь размял папиросу, чиркнул спичкой:
– Хоть ты мне и нравишься, я думаю, придётся расстрелять тебя. Во-первых, потому что муж и жена – одна троцкистско-бухаринская банда, а во-вторых – чтобы любимый город мог спать спокойно.
Часть восьмая
Летучка
Как только редакционные часы пробили одиннадцать и размноженный динамиками звон поплыл по коридору, низкорослый художник и толстый бритоголовый ретушёр понесли к доске объявлений пятиметровую бумажную простыню.
Из отдела писем вышел седоволосый старичок со стремянкой, привычным движением раскрыл её и приставил к доске. Художник, зажав угол листа зубами, вскарабкался по скрипучим ступенькам, вытащил из кармана гвозди с молотком и ловко приколотил угол к издырявленной фанере.
Старичок тем временем помогал ретушёру держать гулко хрустящий, пахнущий гуашью лист.
Художник слез, переставил стремянку и прибил правый угол.
Ретушёр вынул коробку с кнопками и принялся крепить лист снизу.
– Возьми. – Художник протянул старичку молоток. Тот поспешно принял его и, глядя на спускающегося художника, улыбнулся, заморгал слезящимися глазами.
– Ну вот и порядок. – Ретушёр ввинтил последнюю кнопку и помог художнику сложить стремянку.
– Ну вот и порядок, – тихо проговорил старичок и, улыбаясь, провёл дрожащей рукой по бумаге.
Пятиметровый квадрат распирали широкие красные буквы:
СЕГОДНЯ В 11.15
СОСТОИТСЯ
ЛЕТУЧКА № 1430
на повестке дня:
обсуждение 5 и 6 номеров
Художник забрал у старичка молоток и хлопнул его по подбитому ватой плечу:
– Свободен, Михеич. Спасибо.
Старичок радостно кивнул и прошаркал в отдел писем.
Дверь кабинета ответственного секретаря отворилась, он – маленький, худощавый – торопливо подошёл к доске объявлений, откинув полы короткого пиджака, упёрся руками в поясницу, качнулся на мысках:
– Тааак.
Постоял немного, покусывая бескровные губы, потом порывисто повернулся и, ненадолго скрывшись в кабинете, возвратился – с чёрной ракетницей в руке. Заложив в неё розовый патрон с чёрным номером 1430 на лоснящемся боку, ответственный секретарь взвёл курок, сунул дуло в зев стоящей возле доски чугунной урны и выстрелил.
Сухой, раскатистый, словно щёлк бича, звук зазвенел по коридору, ракета ударила в дно урны и забилась, закувыркалась в ней, рассыпаясь красными искрами и шипя.
Двери отделов стали отворяться, выпускать торопливых людей.
Секретарь спрятал ракетницу в карман и, подойдя к распахнутой приёмной главного редактора, семафором вытянул левую руку: подходящие улыбались, повинуясь её направлению, входили в приёмную и молча кивали согнувшейся в низком поклоне секретарше.