Я, с трудом сфокусировав на нем взгляд, тут же умилившись до розовых сопелек. Какой хороший мальчик! Какая прелесть, какая лапочка! Какой воспитанный зайчик! Няшечка!
— Нет, благодарю. Мне и так придется воровать у секретаря тональный крем. Кстати, как им пользоваться, не подскажешь?
Фу, плохой! На что он тут намеками кидается, а?
— Могу сломать тебе челюсть, — ни капли не разозлившись намеком в сторону его ориентации, парировал Андреев, откидываясь на спинку стула с бокалом стакана… тьфу! То есть с бокалом коньяка в руке.
Так они чего, не кровавый мордобой тут устраивали, за мою честь вступаясь, а банально бухать изволили? Ну не. Я так не играю!
— Не уверен, что ты ее уже не сломал, — усмехнулся вдруг шеф, потирая ту самую челюсть одной рукой, а вторую простирая в сторону второго бокала. Я машинально прищурилась. Что там у нас? Две бутылки, стаканчики, шоколадочка, салфеточка в кровушке, бровь в мясинушку… Ой. Так жестокое смертоубийство тут всё-таки было?
— А?.. — только и успела открыть рот, а мне уже в руки сунули полный стаканчик.
Конечно, я насторожилась, даже спьяну — да Ромка мне в жисть не наливал! Он же знает, что меня алкоголь не переваривает. Или я его? Ай, да без разницы! Кстати, что мне тут вручили? О-о-о…. Винишко-тян.
Бульк!
— Бэ, — тут же мрачно откликнулся боссушка родненький, до мозга костей вредненький. — Извини, Соколовская. Был не прав. То есть прав, но…
— Кхм, — выразительно кашлянул Ромка. Чудный кашель. Полный эффект присутствия сурового командира бесстрашной русской армии создает сразу! Без медведя и балалайки.
— Хорошо, просто был не прав, — тут же исправился шеф, откровенно поморщившись. И мне вдруг так жалко стало. Расшаркивается тут, расшаркивается… Несправедливо мужичка обидели!
— Шеф, вы такой ми-и-и-илый, — расплылась я в ванильной улыбке, пытаясь почему-то обнять манекен, сидящий рядом. — А можно этого домой заберу? Пойдешь ко мне жить, лысенький?
Напротив меня почему-то повисло выразительное молчание. И, ладно, эти двое за столом, но мой новый пластмассовый друг-то на что обиделся?
— Не понял, — вслух протянул почуявшее неладное Сергеич. — С ней что?
— Ну, твою ж мать, Соколовская, — обреченно застонал сообразивший Ромка, глядя на мою пьяненькую, счастливо улыбающуюся мордочку. — Ты когда наклюкаться-то успела?
А что я могла ему сказать? Язык заплетался, глазки скатывались в кучку, бровки подтягивались по линеечке, в ушках шумел прибой, а в голове почему-то кричали чайки. Кстати, это последнее, что я запомнила. Допила остатки вина одним большим глотком, пока не отобрали… Ну, и всё! Дальше темнота, пустота и глухота матерого, закаленного алкоголика.