– Выкладывай, выкладывай, – загомонили остальные.
– Повстречался мне однажды Леопольдо!.. Ах, Леопольдо.
Старика все била дрожь. Какой-то парень с изглоданным чахоткой лицом заметил его.
– Тебе бы вот с кем подружиться, – сказал он Мариазинье.
– Мне такая рухлядь без надобности, отстань…
В дверях ухмылялся полицейский. Чахоточный подошел поближе к старику:
– А ты, папаша, что скажешь? По нраву он тебе, а?
– Я старый человек, ни в чем не виноват, – еле слышно проговорил он. – Ни в чем не виноват, меня дочь ждет…
Педро, лежавший с закрытыми глазами, догадался, что старик плачет, но продолжал прикидываться спящим, хотя Огун больно врезался в щеку. Арестованные все не унимались и отпускали шуточки по адресу старика, пока не появился еще один полицейский, велевший старику следовать за ним.
– Я же ни в чем не виноват, – повторял старик, обращаясь ко всем сразу. – Меня дочка ждет… – Он так дрожал, что всем стало его жалко, и даже чахоточный опустил голову, чтобы не встретиться с ним взглядом. Улыбался один Мариазинья.
Старик обратно не пришел. За ним увели педераста.
Пока его не было, чахоточный рассказал, что он – из богатой семьи и обычно инспектор звонит его отцу, просит приехать забрать сыночка, чтобы не пришлось арестовывать снова. Время от времени, когда он нанюхается кокаину и скандалит на улице, его тащат в полицию… Тут Мариазинья, вернувшийся за своей шляпой, заметил Педро:
– Какой свеженький, какой хорошенький…
Педро, не открывая глаз, сплюнул:
– Катись, пока рожа цела.
Арестованные расхохотались, тут только увидев мальчика.
– Тебя за что замели, мышка?
– Не твое дело, макака бесхвостая, – ответил он, прямо глядя в остроскулое изможденное лицо чахоточного.
Смеясь, полицейский рассказал о приключении Педро. Но в эту минуту выкликнули молодого негра, и все притихли. Было известно, что этот малый в драке несколько раз пырнул противника ножом. Когда он вернулся в камеру, кисти рук у него покраснели и опухли, – наверно, отхлестали линейкой.
– Судить будут, – объяснил он. – Я, оказывается, нанес «легкие телесные повреждения», а пока дали две дюжины горячих…
Он замолчал, уселся в углу. В камере стало тихо. Одного за другим арестованных вызывали на допрос к комиссару: одних отпускали, других под конвоем отправляли в тюрьму, третьи возвращались избитыми. Гроза наконец унялась. Близился рассвет. Последним повели Педро. Пиджак он предусмотрительно оставил в камере.
Комиссаром оказался молодой юрист: блестел рубиновый перстень у него на пальце, посверкивал огонек зажатой в зубах сигары. Когда Педро входил в кабинет, комиссар кричал кому-то, чтобы принесли кофе. Педро остановился перед письменным столом.