– Портер! – окликаю его я, когда он устремляется вперед по подъездной дорожке.
– Мне надо бежать, – отвечает он.
И приводит меня в бешенство. Может ничего не говорить моему отцу, но мне!
– Эй! Что, черт возьми, происходит?
Он поворачивается, и его лицо вдруг бледнеет от гнева.
– Решила поиграть со мной в свои грязные игры?
– Что?
Я полностью сбита с толку. В этом нет никакого смысла. Взгляд Портера шарит по моему лицу.
– Ты меня пугаешь. Что-то случилось? – спрашиваю я. – Это как-то связано с Дэйви, да? Он опять что-то натворил? Пожалуйста, ответь мне.
– Что? – На его лице отражается недоумение. Он щурит глаза и качает головой: – Охренеть можно. Я не… Мне надо домой.
– Портер! – кричу я ему в спину, но он даже не поворачивается. И не смотрит в мою сторону.
Я просто беспомощно стою на подъездной дорожке, обхватив ладонями локти, и смотрю, как его фургон возвращается к жизни, едет по улице и исчезает за стеной секвой.
«Что касается решений о людях, то время их принятия не наступает никогда».
Кэтрин Хепберн, «Филадельфийская история» (1940)
Я строчу эсэмэски.
Звоню.
Опять пишу.
Снова звоню.
Он не отвечает.
С ним пытается связаться Грейс, но тоже безуспешно.
– Я уверена, здесь какое-то нелепое недоразумение, – убеждает она меня, хотя и сама в это наверняка не верит.
Когда Грейс уезжает домой, я воспроизвожу в голове весь разговор на террасе, пытаюсь найти хоть какие-то подсказки и точно вспомнить моменты, которые меня чем-то встревожили. Обращаюсь с вопросами к папе, однако он не в состоянии мне чем-либо помочь. Мне настолько плохо, что я даже спрашиваю Ванду, а когда по выражению ее лица понимаю, что она тоже испытывает к моему плачевному состоянию жалость, то с огромным трудом удерживаюсь, чтобы прямо при ней не разрыдаться. И в этот момент понимаю, что дело мое швах.
– Он сделал вид, что получил сообщение, после рассказа отца, – говорит она.
Я тру глаза, у меня кружится голова. В довершение ко всему мне еще и нездоровится.
– Но почему ничего не сказал мне?
– Мне неприятно тебя об этом спрашивать, – ласково отвечает папа, – но ты не сделала чего-нибудь такого, что могло бы его обидеть? Например, обманула, а он обо всем узнал?
– Нет! – восклицаю я. – Солгать ему?
Отец поднимает руки:
– Я ни на что такое не намекал. Скажи, а он знает о твоем друге-киномане, с которым ты переписываешься по Интернету?
– Мы с Алексом не общались вот уже несколько недель, – качаю я головой. – И никогда не встречались лично. Мне даже не удалось его найти. Он отшил меня, потому что нашел девушку, хотя полной уверенности на этот счет у меня нет. Это неважно. Мы никогда даже не флиртовали. Он всегда был мил. Мы с ним просто друзья, нет, честно.