Такара (Терехов, Перунов) - страница 107

А ночи здесь…

Костян успел только повернуть голову, как в плечо стукнуло. Рука разом разжалась и носилки опрокинулись. Еще ничего не понимая, он развернулся и увидел кореша — Весло хрипел, фонтанируя ярко-алой кровью из пробитого горла. То, что корешу пришел амбец Костян понял сразу — артерия порвана и никто и ничто его уже не спасет.

Вокруг свистели стрелы и каждая, казалось, нацелена в него — Костю. Он закричал и бросился бежать. Как не нарвался на мины — и сам потом удивлялся, наверно, хранили Духи. Бежал, петляя как заяц, левая рука, с торчащей из нее стрелой полностью потеряла подвижность и одуряющее болела, причиняя страшные муки. На бегу, он придерживал ее второй — целой рукой и непрерывно орал, не ругался и не кричал слова, а просто орал на одной ноте, до хрипоты, просто чтобы не было так больно и страшно. Сзади раздались выстрелы, которые только подстегнули Костяна, он не исключал, что стреляют по нему. Ненависть к бывшим спутникам и егерям душила его. К дикарям же был только страх и ужас. Рассматривая и обирая тела убитых, он еще утром поразился той силе и мужественности, которая остро ощущалась в них, даже мертвых.

Бег свой, оказавшись под прикрытием леса, он не прекратил, а, только выжимая из себя последнее, прибавил ходу. Жаль, места здесь сильно изрезанные холмами, оврагами и Костян несколько раз свернув в разные стороны, чтобы, как думал, удержать направление быстро заблудился. Хотя, «думал» это слишком сильно сказано, думать он тогда точно не мог. Просто бежал, правда, уже без криков и воя. Какой-то ориентир все же давали доносящийся из-за спины уже далекий грохот выстрелов. Сил не то что бежать, но и просто идти вскоре просто не осталось и он забился в какую-то яму в корнях дерева. От боли глаза в буквальном смысле вылезали на лоб, сквозь пелену пота и слез он ничего не видел. Правой рукой поминутно то хватался за обломок стрелы и рану, то зажимал рвущийся изо рта вопль. Страх и боль пронизывали все существо Кости Нечаева прирастая в геометрической прогрессии. Личный апокалипсис длился и длился, сжигая нервы и душу маленькой и беспомощной песчинки мироздания.

Наконец судороги переросли в осмысленные поступки: сунул себе в зубы поднятый с земли обломок ветки, протер тыльной стороной ладони глаза и, замер пытаясь совместить операцию с очередным пиком боли. Едва потянул за обломок древка, как в голову ударил разряд тока и сознание поплыло. Парень устало промычал сквозь палку — слюна текла по щекам вперемешку со слезами. Гаснущее сознание подкинуло мысль выкурить последний косяк, дабы победить боль и страх, парализующие тело и разум. Трясущиеся руки отыскали портсигар, зажигалка долго не хотела загораться и как-то неудобно прилипла к перепачканным пальцам. От кашля тлеющий косяк чуть не выскочил из непослушных губ и после второй затяжки Костик снова ухватился за стрелу. Бережно уложил руку на корень дерева, достал нож и принялся аккуратно отпиливать древко как можно ближе к ране. Снова зашелся от боли, откусив фильтр «Примы». Полежал, покурил, пока подсохли слезы и сопли — сил вытирать уже не осталось. Затем прижал лезвием ножа выглядывающий из раны наконечник и резко дернул руку вверх. На этот раз сознание помутилось сильнее. Очнувшись, он с облегчением увидел стрелу у себя в руке и, отдышавшись, постарался перевязать рану.