— Девчонки и пиво в ассортимент не входят, — ухмыльнулся Итан.
— Еда бесплатно, а воду нужно зарабатывать, — удивленно присвистнул я. — А кто подсчитывает очки и где хранятся эти записи?
— Они подсчитываются автоматически и хранятся у тебя на груди, — Логан направил указательный палец в район моей шеи. — В медальоне.
— Значит, это — абсолютно реальный мир, в котором мы получаем новые тела, убиваем монстров заклинаниями и за все это получаем очки? — я был раздражен и почти кричал. — А рейдов на боссов, квестов и прочих заданий по снятию шкур с каких-нибудь песчаных зайцев здесь случайно нет? Когда я вижу птицу, которая ходит как утка, плавает как утка и крякает как утка, я называю эту птицу уткой [2].
— Все, кроме зайцев присутствует, — ответил Итан и продолжил в несвойственной ему спокойной манере, — не кипятись, брат. Мы этот гребаный Харис уже обсудили до дыр в языках. Скоро и ты все поймешь.
— Самое главное, что этот мир реален для тебя, понимаешь? — Ник смотрел на меня с пониманием и толикой сочувствия. — Ощущения, чувства, твои желания и переживания, вкус еды, запахи — все настоящее!
— Если эта реальность — игра, почему такой же игрой не может быть наша Земля? — спросил Энди и откинул со лба длинные пепельные волосы. — Другие правила и локации, квесты иные, мобы и лут...
— Ботан, возможно, прав, — неожиданно поддакнул Итан. — Мы же находимся внутри этого мира, и он будет для нас единственно реальным до тех пор, пока не окажемся снаружи.
— Пойдемте в дом, — предложил Ник и, не дожидаясь одобрения, пустился в путь. — Выходной еще не закончился, у нас целый вечер впереди до боев.
Мы двинулись следом, и я в очередной раз задумался о том, что все наши представления о действительности ограничены тем объемом знаний о ней, которым мы обладаем. Как оценить аутентичность мира, если ты можешь сравнить его только с другим, который подсознательно считаешь образцом лишь потому, что прожил в нем восемнадцать лет? А если Харис — настоящий, а Земля была лишь его улучшенной виртуальной проекцией? Я меня не было ответа, за исключением горького осознания того факта, что в свою прежнюю жизнь я не вернусь.
К дому мы шли недолго, буквально три или четыре минуты, но жара была такая, что я мгновенно вспотел. Наш дом я узнал издали, хотя он и был точной копией еще сотни таких же. Отличались они лишь красными знаками, аккуаратно нанесенными на стены слева от входа. Мои знания об иероглифах ограничивались лишь ругательствами, написание которых для прикола показывал в колледже одноклассник. Но назначение этого было понятно без расшифровки — номер семь.