Нэнси Месснер просунула в дверь кабинета белокурую головку.
— Что вас так рассмешило, мистер Уэлк?
— Берт Мосли, — задыхаясь от смеха, выдавил Паркер. — Ты его видела?
Но Нэнси не видела Берта Мосли.
— Только что пробежал по улице. Боже, как побитый пес. Видно, показали ему, где раки зимуют. Выбили из него дурь. Боже, боже! — Паркер снова затрясся от смеха, покрываясь обильным липким потом.
Нэнси, однако, вся эта история с Бертом Мосли не казалась смешной, скорее наоборот. Конечно, мистер Мосли был неправ, утаив важные для суда сведения, как был неправ и доктор Монфорд, совершив злодейство и одурачив весь город:
— Но все равно…
— Все равно — что? — Паркер вытер слезы, подтянул липкие от пота штаны. — Что, что? И когда ты только повзрослеешь, Нэнси?
— Мне уже восемнадцать.
— Да, но… да, но… — Он вдруг позабыл все слова. Закрыл глаза. Смеяться больше не хотелось. Нэнси — восемнадцать лет. Она рядом с ним, в его теплом кабинете в этот летний вечер. На ней шорты и свободная блузка, а стоит она оперевшись на стул и невинно отставив в сторону голую ногу. Стройные ноги и гибкие руки, лишенные всякой растительности. Солнце почти добела высветило ее волосы, повыше колена розовеет маленькое родимое пятнышко, полыхают влажные алые губы, и ей восемнадцать лет.
Паркер открыл свои маленькие глазки и посмотрел куда-то поверх головы Нэнси.
— Всем, — сказал он наставительно. — Всем, в конце концов, воздастся по заслугам. Грешников непременно накажет закон, осудит народ, покарает Господь. Или замучит собственная совесть.
— О, я уверена, что доктор Монфорд испытывает сейчас адские муки. Ведь ребенок, наверняка, умрет, а миссис Макфай — миссис Монфорд — так больна…
— Он — грешник, Нэнси. Я пытался открыть всем глаза. Писал статьи во время суда. Но никто тогда не прислушался к моему мнению. А теперь слишком поздно. Но Бог видит все. — Он снова перевел взгляд на лицо Нэнси, и дрожь пробежала у него по телу. Поспешно опустив глаза, он покопался в груде бумаг и извлек оттуда последний номер «Искусства фотографии». Полюбовавшись на обложку с затененной нагой фигурой, он стал медленно листать журнал, все время помня о том, что Нэнси заглядывает ему через плечо, а сбоку, где-то на уровне его лица, покачивается ее стройное бедро.
— Новый номер?
— Да.
— Вы так и не съездили в Бостон на курсы фотографов.
— Боюсь, что теперь вообще не смогу туда вырваться, — сказал он устало и кивнул на фотографию обнаженной женщины. — Видишь ли, Нэнси, нет в мире красоты, которая могла бы по грации, симметрии и поэзии сравниться с красотой женского тела.