В животе у меня похолодело, едва я понял, насколько близок оказался к проигрышу. Следующие пять минут наёмник гонял меня по всему кругу схватки. На кулаках он ничуть не лучше, а возможно, и хуже меня. Но эта его техника переворачивала всё с ног на голову. Он прекрасно понимал для чего я поднимаю ладонь, а вот мне приходилось остерегаться каждого удара, слишком уж близко мелькали кулаки. Тяжело мне было и потому, что я не мог использовать половину техник, к которым так привык — не под внимательными взглядами Виликор и учителей Школы и Академии с орденских трибун.
Мне пришлось отказаться от Шагов и Лезвия второго созвездия, которое я уже вполне привык запускать веером, и уж конечно, от Шипа. Час назад я насмехался над чужаком, а сейчас сам больше следил за собой, чтобы не показать лишнего, чем за противником. И расплата не заставила себя долго ждать. Я ошибся с началом его техники, применив Покров на мгновение раньше необходимого, и его последний удар пришёлся в уже незащищённое тело. Призрачный коготь вошёл в мой бок на всю длину, заставив меня вскрикнуть от боли и отпрыгнуть. Тигр замер, с довольной улыбкой медленно указал на меня пальцем и, явно красуясь перед орущими горожанами, выкрикнул:
— Вот и закончились твоя удача, выскочка! Сейчас я изрежу тебя на куски, а затем ты начнёшь уступать дорогу каждому Тигру и забудешь про эту свою гордость, — и добавил уже значительно тише, — Балагот просил передать тебе последний привет.
Наёмник, наконец, раскрыл ладонь и применил знакомую технику, выпустив в меня целый сноп Игл, но я лишь закрыл лицо руками, позволяя им неглубоко втыкаться в меня, а затем Рывком врезался в противника, снося его с ног, невзирая на Опору. Что бы он ни думал обо мне, но даже после такого жестокого столкновения у меня ещё оставалась энергия в средоточии, а вот Карто получил по полной, отлетев от меня безвольным телом. Я миг колебался, но Лезвие выпустил в ногу, рассекая ему бедро. Он явно хотел убить меня, пользуясь оправданием судьи о слепом кулаке и мече, но мне доводить вражду с Тиграми до крайности совсем не хочется, да ещё и на глазах стольких людей.
Подошёл к хрипящему противнику, шепнул:
— Цени мою доброту.
И после кивка судьи, под громкие вопли зрителей ушёл с арены в сторону трибун, где сразу получил взбучку от парней.
— Ты чё, придурок? — орал Гунир. — Зачем ты согласился на жребий? Я же тебе сказал вчера, чтобы ты выбирал схватки с оружием!
— Подумал, что это будет неплохое испытание, — я пожал плечами.
— Знаешь, — внезапно успокоился ватажник, — чем больше я смотрю на тебя и то, что ты иногда творишь, тем больше верю отцу, будто искатели мозги теряют напрочь в чащобе.