И он с гудением полетел вдоль склона вниз – только чешуя блеснула зеленым.
Луна тяжело вздохнула и поплелась домой. Придется теперь мириться с Фирианом. Ничего, он ее простит. Он всегда прощает.
Залитый ярким солнцем склон горы был иссечен тенями. Луна ускорила шаг. Она вспотела и измазалась, но отчего – от быстрой ходьбы или от того, что делала, сама себя не помня, когда вроде бы должна была рисовать? Озеро в кратере было таким горячим, что и не прикоснешься, однако бравшие в нем начало ручьи хоть и были неприятны на вкус, но зато успевали остыть, и водой из них можно было сполоснуть грязное лицо и смыть пот с шеи и под мышками. Луна встала на колени и принялась приводить себя в приличный вид. Бабушка и Глерк ждут не дождутся и наверняка начнут расспрашивать, где она была и чем занималась.
В недрах горы зарокотало. Луна знала, что это содрогается спящий вулкан. Она знала, что в этом нет ничего особенного, сон вулкана всегда тревожен, но обычно это не предвещает ничего дурного. Обычно. Однако в последнее время вулкан ворочался во сне чаще прежнего, и день ото дня все сильнее. Правда, бабушка говорила, что беспокоиться не о чем, но от этого Луна, конечно, беспокоилась только сильнее.
– ЛУНА! – Голос Глерка эхом пронесся над краем кратера и отразился от неба. Луна приставила ладонь ко лбу и поглядела вниз. Глерк был один. Он приветственно махал тремя руками, и Луна помахала в ответ. «Бабушка с ним не пошла, – поняла девочка, и сердце у нее сжалось. – Неужели она все еще спит? – от этой мысли на душе у нее заскребли кошки. – Да нет же, она давно должна была проснуться». Но даже с такого расстояния Луна отчетливо видела тревогу, которая полупрозрачной дымкой окутывала голову Глерка.
Луна со всех ног побежала домой.
Было уже за полдень, но Сян так и не встала. Она спала как мертвая. Луна разбудила ее. Слезы жгли девочке глаза. «Может быть, бабушка больна?» – думала девочка.
– Ах, детка, – проворчала Сян, – ну что тебе неймется? Зачем ты разбудила меня в такую рань? Я спать хочу.
И с этими словами ведьма перевернулась на другой бок и снова уснула.
Она проспала еще целый час. И заверила Луну, что в этом нет ничего особенного.
– Как скажешь, бабушка, – согласилась Луна, не глядя ей в глаза. – Конечно. Ничего особенного.
Бабушка и внучка обменялись одинаковыми улыбками – натужными, напряженными. Они лгали друг другу, и ложь, срываясь с губ, падала и разлеталась на осколки, звеня и мерцая, словно разбитое стекло.
* * *
ПОЗЖЕ В ТОТ ЖЕ ДЕНЬ бабушка заявила, что хочет побыть одна, и удалилась в мастерскую. Луна достала из торбы альбом и стала листать его, рассматривая рисунки, которые сама же сделала в своем странном сне. Рисунки, которые она делала, не помня себя, неизменно оказывались лучше всех. Это раздражало.