Туман густой, как похлебка; я бреду через город-призрак, представляя себе, что Айвертон передвинули на вершину горы (но это же глупость – нельзя передвинуть целый город), и вот я уже на той улице, где мне совсем не хочется находиться, а теперь я у него во дворе. Луна большая и яркая и похожа на черно-белое фото арбуза.
– Луна похожа на арбуз, – говорю я, но никто не слушает.
– Знаешь, кого я встретил в пещере? – спрашивает Курт, качаясь в кресле и затягиваясь сигарой.
Эйбрахам Пэриш что-то говорит, но я не разбираю слов.
– Где ваш пес? – спрашиваю я у Курта. – Потерялся?
Старик смотрит на меня и указывает на свою дверь рядом с домом Лавлоков:
– Он зашел внутрь. Старый арбуз светит сегодня слишком ярко.
Я на крыльце Лавлоков и собираюсь открыть дверь, как вдруг кто-то кладет мне руку на плечо.
– Осторожнее там, – говорит Эйбрахам Пэриш. – Тьма сгущается.
Я обнимаю его и ступаю внутрь, с факелом в руке иду на голос Боуи в глубину пещеры. Влага конденсируется на искривленных стенах и потолках, капает вниз, шлепается на каменный пол в такт песне, Боуи ведет обратный отсчет до старта. Пламя факела вспыхивает, потом на секунду гаснет, чтобы загореться еще ярче, и вот уже буквы стекают по стенам пещеры, как смола по стволу дерева, собираясь в лужи на полу, прежде чем объединиться в надпись, на этот раз совершенно новую: «На особый манер».
– Не беспокойся из-за вазы.
Здесь еще кто-то есть. Я не видел его раньше, но он в дальнем углу. Я вижу только спину, а лицо, наверное, почти касается стены пещеры. Он промок с головы до ног, вода капает с волос, рук и одежды прямо на пол пещеры, где капли множатся и сливаются вместе, множатся и сливаются.
– Алан.
Мой лучший друг поворачивается, впервые оказываясь лицом ко мне. Он ничего не говорит, только губы синхронно с Боуи повторяют текст Space Oddity, его любимой песни.
Я забираюсь в кровать, прячусь в свежих простынях и пухлых подушках, здесь можно уснуть навсегда. У кровати беззвучно лает лабрадор Эйбрахам, и я, закрывая глаза, думаю, как потрясающе странно, что все заканчивается сейчас именно так, как началось 26 000 лет назад: мальчик и собака в освещенной факелом пещере.
– Черт! – говорит голос. – Нет, нет! – А потом снова: – Черт!
Что-то давит мне на лицо, сжимая голову, как апельсин в прессе, горло у меня пересохло, и все тело болит, будто я бежал целый день, а голос продолжает чертыхаться, и слышится стук клавиатуры. Я тянусь рукой к голове, чтобы высвободить ее, что бы на нее ни давило, оно теплое на ощупь, но, не успеваю я от него избавиться, как что-то катится по полу и голос говорит совсем близко: