Очень странные увлечения Ноя Гипнотика (Арнольд) - страница 49

Фрейд начинал свою работу в клинике как гипнотизер, но однажды пациент никак не хотел заткнуться хотя бы на минутку, и загипнотизировать его не удалось.



И Фрейд сообразил: если не прерывать пациента и позволить ему говорить, совсем не обязательно индуцировать у него сложное состояние сознания, в котором он превращается в послушную куклу. Пусть просто говорит. Постепенно пациент расслабится, перестанет защищаться, и завеса над его бессознательным приподнимется.

Фрейд бросил занятия гипнозом и перешел к психоанализу.

Сны напоминают мне пребывание под водой: все вокруг меня замедляется, а мир на поверхности продолжает свой лихорадочный бег. Когда я плыву, мне приходят на ум слова «внутренняя сущность», «покой», «одиночество», и мне не важно, живет ли на Земле семь миллиардов человек или всего семь, я свободен в выборе собственной траектории.

Я не скучаю по плаванию. Но вот этого мне реально не хватает.

27. приложение


Обложка биографии Дэвида Боуи слепит лучами розового и голубого, как будто у радуги случился оргазм, и я думаю: «Вот картинка, которая подошла бы самому Боуи». Я перечитывал его биографию несколько раз. Некоторые книги сродни песням, к ним возвращаешься, добавляешь в плейлист, ставишь на повтор. А иногда я просто снимаю томик с полки и держу в руках, понимая, что ближе к Боуи мне не бывать.

Я беру книгу с собой в кровать, забираюсь под одеяло прямо в одежде, зарываюсь в белые простыни, выключаю свет и воображаю беззвучный лай собаки, промокшего насквозь человека в углу, ослепительное торнадо цветов и оттенков. И хотя я мог бы до посинения писать о теориях сновидений, на самом деле сегодня мне не хочется засыпать. Потому что я не знаю, после скольких ночей подряд повторяющийся сон считается наваждением, и не хочу знать.

А теперь часть третья

Ведущий: В интервью The Portland Press Herald вы сказали, цитирую: «Иногда писать означает бросать. Знаете, сколько раз я бросала? Тысячи, просто чтобы сохранить душу».


Мила Генри: Да, так и есть.


Ведущий: Но ведь вы очевидно верите в магию письма, магию повествования; может, поясните, что вы имели в виду?


Мила Генри: Это когда было – десять лет назад?


Ведущий: То есть вы так больше не считаете?


Мила Генри: Я не знаю.


Ведущий: Да ладно вам.


Мила Генри: Сказать, что я не знаю, – не значит уйти от ответа. Я действительно не знаю, как отношусь к писательству. Это похоже на… любое другое чувство.


Ведущий: В каком смысле?


Мила Генри: Думаю, любовь похожа на маятник. Если он сильно отклонился в одну сторону, то рано или поздно сильно отклонится в другую. А если он едва колеблется, вроде как застрял в середине, не будет больших скачков ни в том, ни в другом направлении. Поэтому рядовой знакомый лишь слегка раздражает, а тот, кого мы по-настоящему любим, способен вызывать смертельную ярость. Хочется ли мне бросить писать? Безусловно. Ненавижу ли я иногда свою жизнь? Еще бы. Но только потому, что люблю ее. И верю в маятник.