Если бы победили наши, пытался рассудить Филимонов, то его бы уже давно освободили. С другой стороны, если бы победили чеченцы, то о нём бы вспомнили и накормили его.
В животе мучительно засвербило. Последний раз он ел позавчера, ему сбросили полиэтиленовый мешок. В мешке оказалось немного мяса, хлеба, сыра и пластиковая бутылка с водой.
А вчера ему так ничего и не дали, хоть он и кричал несколько раз, пытался напомнить о себе. Но наверху всё время трещали выстрелы, так что он понимал, что там было не до него.
Целый день вчера Филимонов ждал, волновался, но в конце концов утомился, свернулся в калачик и уснул.
Сейчас, проснувшись, он внимательно вслушивался в тишину, пытаясь уловить в ней хоть малейший намёк на жизнь.
Но никаких намёков не было. Тишина была мёртвая, тяжёлая, безнадёжная.
Он опять попробовал кричать, но вскоре охрип и отказался от этого намерения.
Если вчера его крики были бесполезны из-за постоянного шума, отчаянных воплей, взрывов, перестрелок, то теперь они стали бессмысленны, потому что наверху, и это он вдруг понял с жуткой очевидностью, их больше некому было услышать. Кто бы ни победил ночью, сейчас там просто никого не было.
Зубы у Филимонова застучали. То ли от нервов, то ли от утреннего холода. Кожа покрылась пупырышками. Он стал быстро приседать, дыхание его понемногу ускорилось, потом сбилось, и он согрелся.
Впереди был длинный, абсолютно безмолвный день, который предстояло прожить, и неизвестно, сколько ещё таких дней ему оставалось. Он подобрал пустую бутылку и краем горлышка выцарапал на твёрдой глинистой стене ямы три чёрточки. Он решил вести счёт дням. Пошёл третий день этой его новой жизни.
Филимонов попал в плен во вторник, два дня назад, таким же ранним тихим утром, когда был послан на разведку в аул. Его начали допрашивать, допрос вёл усатый, злобный и сильно хромающий человек.
Однако довольно скоро послышался шум подъезжающей машины, и из неё выскочил молодой парень. Он быстро и озабоченно что-то говорил, мешая русские слова с чеченскими.
Филимонов понял, что где-то, может и далеко отсюда, сбежали какие-то дети, и среди них то ли сын, то ли племянник хромого. Тот что-то жёстко бросил остальным, уселся в машину вместе с парнем и укатил.
Все забегали, засуетились, а Филимонову завязали глаза и привезли сюда.
Что это было за место, непонятно, из-за повязки на глазах он ничего не видел. Всё, что успел заметить, когда её сняли, – это был небольшой внутренний дворик и глубокая яма, у края которой он стоял. Его раздели донага, бросили в яму охапку соломы и со смехом спихнули вниз.