Светило солнце, когда я проснулся. В комнате никого не было, я слышал, как в кухне потрескивает огонь и как по двору ведут лошадь. Маргит стряпала, потрошила цыплят — сразу несколько. Я спросил у нее: зачем столько, неужели на завтрак? Не для нас, сказала она, на рассвете приехали гости, они и будут есть. Не понравилось мне это. На кой черт, говорю я, резать цыплят из-за гостей, которые являются в дом на рассвете? Ведь писали, что мало цыплят.
— Ничего не поделаешь, — сказала Маргит, — солдаты. Здесь остановились, заплатили. Пришлось отдать.
В кухню вошла мать, я спросил у нее, что это за солдаты. Не нравилось мне, что они сюда пожаловали.
— Ну, такие, наполовину штатские, — сказала мать. — Человек десять. На грузовике приехали.
— Вот черт принес. А когда уедут? — спросил я. — Не сказали?
— Нет.
— Убирались бы они подобру-поздорову. Что, если они придут сейчас в кухню есть, мне куда деваться? Они и во дворе и в конюшне, мне и не выйти никак.
— Почему не выйти? — сказала мать. — Ты что, боишься их? Ты ведь тоже солдат.
— Да, но с этими мне лучше не встречаться. Так вы говорите, они наполовину штатские?
— Да, но они солдаты. Оружие у них…
Я вернулся в комнату, мать тоже прошла за мной, хотела, видно, что-то сказать, но не решалась. Она только пристально вглядывалась в мое лицо, не перестану ли я хмуриться. Я начал одеваться. Если они все-таки войдут сюда, — что ж они, из постели меня будут выволакивать в рубашке, в кальсонах?
— Что вы так тревожитесь? — спросил я наконец у матери, которая все что-то перекладывала с места на место.
Но она ничего на это не ответила, стала только говорить, что, наверно, большой беды не будет из-за того, что пустили их на постой. Да они и не очень-то спрашивали, пустим мы их или нет.
Конечно, я и сам это знал, сейчас не очень-то спрашивают разрешения на постой. Особенно те, что приезжают на грузовиках. А мать опять за свое: ну и что такого, если они и увидят меня!
— Да так, — сказал я. — Поверьте, может быть беда. И не спрашивайте меня. И вообще, лучше не говорить им, что я здесь, да и хорошо было бы принести сюда мои вещи из кухни.
— Они уже видели их, — сказала мать. — И спросили, чье это, так что пришлось сказать. Потом спросили, сколько у меня сыновей воюет, а когда узнали, что старший погиб в прошлом году на фронте, сказали, что я могу гордиться им.
— Ну и ну, — протянул я, — ничего себе положеньице. — И вернулся на кухню; раз уж меня все равно видели, так лучше я посижу в тепле. Маргит с тревогой взглянула на меня и спросила: ничего не случится из-за того, что они здесь? Я сказал, что, может, и случится. И уже стал ждать их, но не знал, что лучше — остаться здесь или уйти в комнату, а вдруг они и не вспомнят обо мне, а может, собрать свои пожитки и выйти из дома как ни в чем не бывало?