Я сидел на своей рубашке, расстеленной на покарябанной скамье. Ноги я подобрал под себя, раздвинув колени в позу лотоса. Я избегал соприкосновений с полом. Было видно и без алиеноцепции, что некогда на него мочились, где-то на него блевали, где-то проливали кровь. Пол здесь редко протирали тряпкой, а помещение не проветривали и вовсе, отчего воздух был экстремально затхлым. А еще, ко всему прочему, здесь было холодно.
Но, на мое счастье, в отдельных уголках камеры были рассредоточены удерживаемые силой мысли мои личные хранилища со свежим воздухом. Из них я неторопливо его потягивал, словно из трубочки коктейль, а температура вокруг меня была той самой идеальной величины, которую отыщешь разве что на островах, в теньке от пальмовых ветвей, утаивающих тебя от заходящего экваториального солнца.
Возле двери стояла дюжина тарелок с уже начинающей плесневеть похлебкой. К ней я не притронулся ни пальцем, ни двигательным сигналом из своей головы. Даже в скудной расцветке открывающегося передо мной антуража, воссозданного алиеноцептивными чернилами, эта еда выглядела ничуть не лучше той, которую я на молекулярном уровне грабил. Даже хуже. В ограбленной балласт был хотя бы свеж, а эту словно зачерпывали из стойла.
Но я отнюдь не голодал. Смотрящий, заявляющийся сюда время от времени с едой и с каждым разом бросающий на меня всё более недоверчивый взгляд, сам того не подозревая, подкармливал меня всем самым необходимым, после чего в его глазах темнело, и он с незаметным, как ему казалось, никому пошатыванием возвращался к себе на пост.
Но, несмотря на предоставленные самому себе базовые удобства, я все равно сидел как на иголках. Причин тому было несколько, и главенствующая среди них была вовсе не сожаление о содеянном. Естественно, первые сутки были некоторые терзания, были попытки посредством анализа ситуации на разный лад оправдать деяние, но при любом раскладе чувство совести обгладывало меня до самых костей. Тот парень спровоцировал во мне древнейший инстинкт – защиту собственного достоинства. Впрочем, он и сам был изначально под его влиянием. Но с его стороны это была скорее не защита, а предупреждающая контратака. Опережающий удар по каждому, кто способен потенциально стать твоим соперником. Того парня следовало жестоко проучить. Унизить прилюдно, затолкнуть в него эту потребность куда поглубже, обрезать под корень весь его павлиний хвост. Но не убивать.
Неизвестно как, но в порыве бешенства я его казнил. А за час до этого поджарил током ученого. Впрочем, то было необходимостью: либо я, либо меня. Но все же…