Обломок межконтинентальной ракеты или что-то вроде того, неспешно летел навстречу, неуклюже забыв про свой вес, да и вообще про гравитацию.
Поднырнув под него, я чуть не столкнулся с двумя людьми, зависшими в воздухе под ним с распростертыми руками, словно статуи христа-искупителя. Оба, словно спутники, вращались по орбите этой махины. Они даже не заметили меня, полностью поглощенные этим воистину величественным процессом.
Проводив взглядом эту странную эскадрилью, я возобновил свой полет, но уже медленнее, озираясь по сторонам в поисках новых, необычных для меня открытий. Поле сменилось степью, везде было как-то пустынно, я пытался выискать хоть малейший намек на город, деревню, стойбище, да вообще любое сооружение, имеющее отношение к человеку. Покружив над предположительно населенными местами и уже почти потеряв надежду кого-либо найти, я, наконец, увидел вдалеке некое образование, в форме которого определенно угадывалось людское вмешательство.
С каждым километром сооружение росло прямо на глазах, поражая своим масштабом. Башня, размером больше вавилонской, была выложена из кусков скал, которые не то что человек – не всякая машина даже просто сдвинет с места. Камешки размером со скалы были идеально подогнаны друг к другу, почти не оставляя зазоров. Окон почти не было, да и вообще они еле угадывались, растворяясь на фоне огромных плит.
Подлетая все ближе, я с трепетом начал осознавать, что окна вовсе не маленькие, а мошкара, как показалось вначале, оказалась стаей летающих людей, что сновали туда-сюда, суетой уподобляясь вышеупомянутому насекомому.
Вопреки моим предположениям, башня не пестрила лабиринтами внутри, а была просторной, как дюжина соборов. Здесь люди уже не летали, они встречались буквально на каждом шагу. Звуки шагов же терялись в высоченных и темных, как космос, потолках.
Никто не смотрел на меня, спускавшегося с воздуха на землю. Судя по всему, для всех полет был здесь делом обыденным.
Блуждая по залам, я наблюдал за жителями улья. От их поведения и тишины, царящей здесь, отдаленно веяло атмосферой какого-то шаолинского монастыря. Если поначалу мне казалось, что все они совершенно голые, то, приглядевшись повнимательнее, я заметил нечто вроде эффекта преломления света, затуманивающего возле них обзор.
В интимных зонах он был преломлен сильнее, отчего казалось, будто все они подверглись эффекту Гауссовского размытия, наложенному из этических и цензурных соображений.
Мне невольно захотелось и себе примерить эту экстравагантную одежду.
Мой взгляд уже было скользнул вниз, чтобы, прямо не сходя с этого места, соткать эту бесхитростную ткань, как его перехватил один из жителей улья. Перед отрешенным лицом какого-то гладко выбритого парня в воздухе висело что-то непонятное, переливающееся.