Его голос отливал каким-то механическим оттенком. Медлительная речь прерывалась затяжными паузами между предложениями. Закончив, человек в кресле зашелся тяжелым, скрипучим дыханием, будто переводя дух. Присмотревшись, я заметил длинный рубец, огибающий всю его шею.
– Зачем? – вырвалось у меня. – Зачем мне позволили прийти в себя? К чему эти стены? После всего, что вы устроили… разве мой голос для вас хоть что-то значит?..
– Я осведомлен о твоих похождениях… И даже о твоих внутренних смятениях… и о твоем великодушии к обычным людям, не по своему желанию вставшим на пути… и о твоей безжалостности, с которой ты зачистил одну из криминальных ячеек нашего гнилого общества… Даже с твоими привилегиями, растлившими бы кого угодно, ты все равно умудряешься держать себя в узде… И пытаться действовать как можно справедливей… Я бесконечно уважаю тебя! Как человека… И потому считаю своим долгом дать тебе возможность всё понять… Прооперировать тебя, не дав выйти из комы, было бы абсолютно бесчеловечным… Пусть и рациональным… Но ведь не это делает нас людьми…
Пока он говорил, я как бы невзначай прошелся вдоль стен по кругу. Углов не было, она казалась одной, сплошной. Ни единого зазора. Алиеноцептивно я ее не воспринимал.
– Даже так? То есть, вы открыто признаете, что ваше научное любопытство станет для меня билетом в один конец?
– Герр Август лгал, – скрежетнул он, – реабилитироваться после подобного оперативного вмешательства невозможно… Он был нечестен в своей попытке сагитировать… за что и поплатился…
– То есть, сразу после этого никчемного разговора меня снова оглушат и…
– Нет! После него ты выйдешь из заточения, как свободный человек… И сам подпишешь добровольное согласие на процедуру…
Мой прилипший к спине живот свело в приступе истерического, нездорового смеха.
– Что?! Что вы такого можете сказать, чтобы я добровольно расстался со своей жизнью? – улыбка резко сменилась гримасой бешенства. – Ваша самоуверенность поражает! – гневно выплюнул я.
– Если бы ты только знал, что за ней стоит… когда узнаешь, ты не сможешь не согла…а-ах-хг… – его речь сбилась несвоевременным, прерывистым вздохом умирающего. Тяжело выдохнув, он перевел дух.
– Смотрю, эти революционные эксперименты сказались, в том числе, и на вас, – со злой насмешкой бросил я.
– Мне было нечего терять, впрочем…тут ты прав, стало только еще хуже… – с некоторой грустью прохрипел человек в кресле. Я сел, прислонившись спиной к стенке, поджал колени к туловищу. Тут было очень прохладно.
– Я первый человек, решившийся на пересадку головы… о, не сомневайся, донор завещал мне свое тело добровольно, – поспешно добавил он, заметив, как меня всего передернуло, – интеграция инородного спинного мозга с моим головным прошла успешно…почти…кое-что мы не учли… как следствие – соматической нервной системе так и не удалось прижиться…