— Ты что, идиот, решил ребенка покалечить?
— Да какой он, к черту, ребенок? Вымахал балбес выше отца и думает, что ему все позволено!
Он видел, что они отдаляются один от другого, и мать часто даже от него начала скрывать проделки сына.
Как-то он встретил свою бывшую учительницу английского языка. Милая тихая женщина. Когда-то она давала ему читать книги из своей личной библиотеки, теперь учила его сына.
Он встретил ее случайно. Шел как-то по улице, не спеша, с наслаждением вдыхая свежий вечерний воздух. Алла Михайловна возвращалась из школы. Он обрадовался, увидев ее. Улыбнулась и она: он был в ее классе не из последних. За обычным «здрасьте, как здоровье, как дела» последовал разговор о Борисе. Как он там? Как успехи? Алла Михайловна потускнела.
— Мне очень жаль, Коленька, но твой Борис у меня уже на трех уроках не был.
Михайлова аж передернуло всего.
— Как так? Он вроде регулярно в школу ходит, не прогуливает.
— Не хотела тебя огорчать, Коля, но мне кажется, в этом случае молчание только навредит ему. Я не смотрела, как у него посещаемость на других предметах, но на моем он появляется крайне редко, я порою и не знаю, какую оценку выводить ему в четверти.
Взбешенный Михайлов прилетел тогда домой, сказал обо всем жене (Бориса дома не было), она не удивилась.
— Я тебе давно говорила об этом, но тебе же ничего не надо. Тебе наплевать на всё. У тебя одна работа на уме, — завела она старую заезженную пластинку. — Ты там всяких преступников ловишь, перевоспитываешь их, а что у тебя родной сын растет преступником, не видишь. Какой же ты после этого отец?!
Михайлову возразить было нечем. Конечно, по большому счету это его вина, что сын его скатывается по наклонной. Он часто забывал о нем в своем желании дать ему полную свободу. Он ни разу пальцем его не тронул, ни разу, казалось, не наказал ни за что. Было ли его теперешнее состояние следствием этой свободы воспитания? Не спутал ли его сын свободу со вседозволенностью? Михайлов видел, как он относится к нему, к матери. Это было что-то среднее между равнодушием и полным безразличием. Как переубедить его, что он слеп, что не замечает того, что должен видеть: они с матерью хотят ему сделать как лучше.
Скудынь отвлек его от размышлений.
— Ну, что у тебя? Опять старая история?
Михайлов махнул рукой.
— И ты уже в курсе?
Скудынь присел рядом на стол.
— Да уж наслышан. Весь горотдел только об этом и говорит.
— Еще б не говорить: третий случай с теми же признаками и той же неопределенностью.
— Думаешь, заберут дело? — Скудынь закурил сигарету, придвинул к себе поближе пепельницу со стола Михайлова.