Девушка немного смягчилась:
— Вы думаете?
— Я так считаю. Если, конечно, они не видели, куда вы заскочили. Они далеко отстали от вас?
— Шагов на сто, наверное, не меньше. К тому же я старалась петлять в подворотнях. Но я не уверена, что они не шли за мной по пятам. Я их, кажется, постоянно чувствовала спиной.
— Лучше бы вы чувствовали другим местом! — не удержался, чтобы не съязвить, Рогов. От этого ему, однако, сразу стало легче. Как будто со злыми словами с него спал весь груз ответственности, страха и нелепости всего происходящего. Рогов снова попросил девушку пройти в комнату и успокоиться.
— Надо просто переждать. Переждать.
Он слегка подтолкнул ее в спину, а сам прошел на кухню.
Отчего-то эта неопределенность начинала выводить его из себя, раздражать. И неожиданное появление девушки, её страх, и его невесть откуда налетевшее недовольство — всё, всё было некстати, неуместно, потому что с минуты на минуту должна была появится Марта. Нагрянет Марта. Что она скажет?
Обо всем этом Рогов думал, стоя у окна и выглядывая из-за легкой занавески. Его окна выходили во двор, к подъезду.
Рогову очень хотелось, чтобы всё, что произошло с его неожиданной гостьей, на самом деле оказалось правдой, и он увидел бы её преследователей, тогда и с Мартой не пришлось бы выяснять отношения. Но, к сожалению (или к счастью?), внизу со второго этажа никого не было видно. По-прежнему в ярком отсвете одинокого уличного фонаря синевато блестел еще не сошедший снег и тьма плотным кольцом обступила всё, что не выхватывал свет.
Быть может, она все это выдумала? Но для чего и зачем? К тому же так естественно играть, способна далеко не всякая профессиональная актриса.
А если нет? Если это не игра? Если ее действительно преследуют и хотят убить, — за что?
Рогов закурил, вернулся в прихожую и через стеклянную дверь, ведущую в гостиную, стал смотреть на свою непредвиденную гостью.
Она была довольно-таки привлекательной. Длинные светлые волосы, ниспадающие на короткий заячий полушубок, острая мордочка, худенькие ножки, плотно обтянутые черными блестящими на свету «лосинами», в высоких коричневых замшевых сапогах. Броская девочка. На вид не больше двадцати трех. Скорее всего глупышка, которая даже толком накраситься не может, не чувствует еще: брови чересчур выщипаны, глаза густо подведены, губы слишком ярко накрашены. Да и волосы не чесаны. Но, наверное, сегодня так модно. Вероятно, и не работает нигде, а может, и работает в какой-нибудь частной фирме, ЖЭКе или машинописном бюро. Длинные холеные пальцы недвусмысленно говорят об этом. Наверняка и курит. Такие истеричные особы курить начинают рано и к тридцати дымят, как паровозы, ничем не уступая заядлым курильщикам-мужикам.