Как впоследствии выяснилось, Федор оказался ничуть не лучше моего спившегося и уже ничего хорошего не видящего в этом мире отца. Но если я и родному отцу не мог простить взрывов его, опаленного алкоголем, сознания, то чужому человеку и подавно. Федору было так же на меня наплевать, как и моему отцу. И если в нормальном состоянии он еще хоть как-то считался со мной, в подпитьи только поучал меня, обещая сделать «настоящим мужиком», да лебезил с матерью, тиская ее и обнимая, не смотря на мое присутствие.
Я помню подобные запои моего отца. Тот едва пьяным переступал порог, скидывал обувь и одежду, сразу же тянул маму в спальню: «Я хочу тебя». Я машинально семенил за ними, но отец с грубым окриком хватал меня за шиворот и, как собачонку, вышвыривал обратно на кухню. Если при этом мама пыталась хоть как-то меня защитить, он орал и на нее, матерился и все равно толкал в спину: «Идем, идем, ничего с ним не случится, поревет и успокоится».
И еще помню, как частенько он рукоприкладствовал, едва только мама что-то говорила неугодное ему. Когда же и Федор первый раз при мне ударил маму, я пообещал себе, что сделаю всё, чтобы он ушел из нашей жизни.
План убийства у меня созрел в тот же день, как мы поехали на Быстрицу. Федор был заядлым рыболовом. А на Быстрице можно было выудить даже форель. Без рыбы он никогда не возвращался. И вот уговорил меня, хотя я принципиально противился всему, что он предлагал, после того, как он впервые ударил маму.
Мы ехали таким же автобусом, как и сейчас с Димой. Чуть больше часа езды от города, потом минут десять ходьбы вдоль реки. Федор нашел какую-то заводь у низко склоненной к реке вербы, хотя в прямом смысле это место заводью не назовешь: течение здесь просто чуть тише, чем в основном русле, и можно не спеша «идти за водой», подсекая, когда нужно добычу. Берега сплошь каменисты и обрывисты. В некоторых местах огромные валуны буквально нависали над водой. Не то противоположный, более пологий берег, но Федору больше нравилось удить именно тут, и я только был доволен этим. Увидев бурное, холодное, неудержимое течение, полное водоворотов и завихрений, я понял, что, сорвавшись вниз, остаться в живых можно только невообразимым чудом, ведь хотя река и была не глубока (наверняка не больше полутора метров глубины), перейти ее было просто невозможно. Даже купаться в этом месте Федор категорически не советовал: течение моментально сбивало с ног и стремительно уносило вниз. Всяческие попытки бороться с коварной стихией были заранее обречены на провал, потому что леденящая вода совершенно лишала сил.