Джек был в растерянности. С одной стороны она права: в последнее время с обострением болезни Рон стал просто несносным: несдержан, груб, бесцеремонен. Но разве ЭТО повод для убийства? Разве ЭТО оправдывает кого-либо?
Велда вплотную подступила к Джеку, обняла его за талию, заглянула в его глаза.
— Джек, Джек, милый, неужели тебе не жаль крошку Велду? Свою маленькую девочку Велду, Джек? Ведь совсем недавно, совсем недавно мы были больше, чем друзья. Разве мы ими не остались? Ты же мне еще друг, Джек? Скажи, милый…
Это было бессовестно с ее стороны: использовать их близкие отношения. «Но может, она для того и сошлась когда-то со мной, чтобы теперь предъявить счет? — подумал Джек. — Как это низко…» Ему следует сказать ей все, что он об этом думает, немедленно, иначе Велда падет еще ниже, иначе… Но что сказать? Какие найти слова, чтобы ими передать весь кошмар того положения, в которое она попала? Это протрезвевшего мужика еще можно в чем-то переубедить, но загнанную в угол, взвинченную до предела женщину…
Джек в замешательстве отвел глаза от упорного вопрошающего взгляда Велды и снял ее руки со своей талии. Она тотчас же сникла и потупилась.
— Так ты мне совсем не поможешь, Джек? — спросила она потухшим голосом.
— Я не знаю… — все еще не пришедший в себя от смятения, пробормотал он. Затем, как заторможенный, машинально взял с журнального столика свой саквояж и побрел к выходу. На нем лица не было, плечи под пиджаком будто провалились, голова свесилась.
— Джек… — догнало его Велдино отчаяние. — Джек. — Умоляющее, призывное.
Он невольно обернулся:
— Я не могу, Велда, не могу, извини.
— Но как же, Джек? — она быстро подошла к нему, ухватилась одной рукой за обшлаг его рукава. — Неужели ты оставишь меня одну? Разве это честно?
— Знаешь, — с трудом находя слова, прерываясь, проговорил Джек Хиггинс, — я останусь твоим другом, когда ты лишишься последнего куска хлеба, я помогу тебе, когда от тебя отвернутся все, когда ты потеряешь последнюю надежду и не будешь знать, как жить дальше. Но в том, что происходит с тобой сейчас, поверь мне, я говорю с тобою искренно, ты должна разобраться сама. Здесь, Велда, я тебе не помощник и вряд ли судья, понимай мои слова как хочешь. Самое лучшее, наверное, что я могу сейчас для тебя сделать, — это оставить наедине со своей совестью, Велда, наедине с Роном… — сказал Джек Хиггинс и замолчал.
— Но как же так, Джек? Как же так! — спросила она таким голосом, как будто не было до этого ни жуткой атмосферы ужаса, ни их разговора, ни убийства. Как будто не было этой хрупкой, до смерти напуганной девчонки Велды. Может быть, в этот момент Джеку надо было что-то сказать, что-то ответить ей, но он то ли опять не нашел нужных слов, то ли попросту струсил и промолчал. И от этого все заклокотало в ней, глаза ее округлились, она затряслась от злости и уже не сказала, а почти выкрикнула вслед уходящему Джеку: