9:43, 19 апреля, 2047 г – пятые сутки после дня «Ч». Пыточная камера в «Пещерах Ренегатов».
В этот раз экзекутором был мой любимый Урюк. Тот пришел с черной повязкой на глазнице, перенесшей ампутацию глаза и замотанной тряпицей правой рукой, лишившейся кисти, и прям горел желанием отыграться за свои увечья на мне. Все повторилось, почти как вчера, с той разницей, что с Урюком было гораздо скучнее, чем со Шрамом. Этот злобный жирдяй, был туп, как пробка, и даже говорить-то толком не умел, только сыпал нелепыми угрозами. Пытал он меня как-то тоже, без фантазии. Он первым делом выткнул мне раскаленным ножом мой левый глаз (отыгрался-таки, гад) из-за чего я потерял сознание первый и единственный раз. Довольно странное ощущение, когда ты чувствуешь, как закипает в глазнице твой собственный глаз. Самому глазу не больно, но это втройне окупается теми ощущениями, которыми щедро тебя наделяет разрывающаяся от боли, обожженная глазница. Упавшее враз здоровье, после того, как меня привели в чувство, включило Стойкость, и я незаметно выдохнул. Так терпеть боль было гораздо комфортнее, да и подросшие «Кремень» с «Живодёром» еще больше снимали нагрузку на психику. Теперь я ощущал себя, словно на приеме у стоматолога, только без применения местной анестезии. Больно естественно, и еще как, но терпеть можно, если сильно постараться. Пока Урюк резал мои пальцы на ногах, я даже принялся подтрунивать над ним.
- Слышишь, свинья, а я тебе не рассказывал, как я на прошлой неделе с друзьями в корчме напился? Вообще до беспамятства. И, главное, просыпаюсь утром на сеновале, а рядом жирная, страшная бабища лежит. Я вот тебя увидел, все вспомнить не мог, откуда мне твое лицо знакомо. А теперь понимаю, страшилище - то мамка твоя, Урюк. Как тебе такая штука - я твою мамку трахал, жирный ты боров… Ааа, черт!
Взбесившийся Урюк всадил свой нож мне в ступню, и это было чертовски больно и также чертовски неприятно. За что я немедленно врезал ему коленом в нос. Его нос обиженно хрустнул, сам Урюк удивленно хрюкнул и завалился на спину, заливая свое лицо кровью. Это его, очевидно, сильно обидело, и он принялся пинать меня ногами. А, поскольку вес у него было о-го-го, удары по обездвиженному мне приходились на славу. Я вдруг понял, что он сейчас забьет меня насмерть, потому что этот легковозбудимый кусок сала вообще себя не контролирует. Спас ситуацию все тот же Шрам, прибежавший на вопли жиртреста. Окатив того помойной водой из ведра, он пинками выгнал обиженно верещавшего горе-мучителя и с сомнениями уставился на меня.