Начальник жестом указал на Дебби, словно говоря «теперь она полностью твоя» и вернулся на свое место. Эйвери приблизилась к женщине, чувствуя к ней жалость. Томс было около шестидесяти или шестидесяти пяти лет. Подобную работу в таком возрасте брали лишь из-за того, что пенсии едва хватало на жизнь.
– Меня зовут детектив Эйвери Блэк, – начала она. – Мне потребуется всего минутка для разговора с Вами. Ваш начальник предложил воспользоваться его кабинетом.
Дебби Томс ответила не сразу. Она взглянула на руководителя, все еще идущего к другому концу ленты и закатила глаза.
– Хорошо, – кивнула она. – Но могу я уточнить, о чем пойдет речь?
– Я из Убойного отдела, полиция Бостона. Мы по уши погрязли в одном расследовании, в котором всплыло имя Вашего сына.
– Долбанный Рузвельт, – снова закатила глаза Дебби. – Идемте, пройдем в кабинет, раз так.
Через три минуты они уже стояли в маленьком и довольно вонючем кабинете начальника смены. Никто не садился, хотя спина Дебби явно нуждалась в перерыве.
– Вы не удивились, когда я назвала имя Вашего сына, – сказала Эйвери.
– Не особо, – ответила Томс. – Он никогда не попадал в настоящие передряги, насколько я знаю. Но он похож на бомбу. Знаю, что в один прекрасный день он просто взорвется. Я жду этого еще с тех пор, как ему стукнуло шестнадцать и он впервые подрался в школе. Мы не разговаривали уже лет пять, так что я ничего не могу о нем сказать.
– Он когда-нибудь бывал в тюрьме? Вам известно?
– Однажды он провел за решеткой пару ночей за пьянство и нарушение общественного порядка, когда ему было около двадцати пяти. И как-то полиция взяла его под стражу, расследуя какое-то дело, связанное с поджогами. Но нет… ничего серьезного больше не было.
«Поджог, – думала Эйвери. – Пока все сходится. Возможно, все же есть причина, по которой я не могу отступить».
– Могу ли я уточнить, почему вы так долго не общались?
– Он как-то встречался с девушкой, которая разбила ему сердце, – пояснила Дебби. – Большинство парней в таком случае возвращаются домой, но Рузвельт поступил наоборот. Он уехал путешествовать… в основном по США. Когда он вернулся и решил остаться, то не хотел иметь со мной ничего общего. Как матери, хоть я и ненавижу говорить это… мне было наплевать. Он как-то изменился. Будто в нем появилось нечто темное, если можно так сказать.
– У нас есть отметка, о том, что он, возможно, был вовлечен в поджог, как Вы и сказали. Не помните, у него не было некой одержимости огнем, пока он был маленьким?
– Не помню такого. Да, он сжигал вещи на заднем дворе: разные игрушки, маленькие спичечные коробки и тому подобное. Но мне всегда казалось, что это нормально в его возрасте.