Оливия протягивает мне коробку, перевязанную лентой.
– Чизкейк, – поясняет она. – Что стряслось? Выглядишь дерьмово. Без обид.
– Я не обижаюсь. Хочешь выпить?
– Да. Чай. Бильдерс[5], пожалуйста.
– Я имела в виду настоящую выпивку.
– С чизкейком?
– У меня есть закуска.
Оливия глядит на меня с подозрением:
– Сейчас не подходящее время для чизкейка, да?
– Не совсем.
– Ты меня пугаешь.
– О, не волнуйся. Это не так ужасно, – лгу я, потому что ощущаю ее возникшую нервозность. Я не уверена, что должным образом подготовила Оливию к своему откровению. Да и разве к такому можно как следует подготовить? – Виски?
– Черт, дорогая! Мы же не пьем виски! Что происходит, Дженнифер? Тебя уволили?
– Сначала выпьем, – настаиваю я на своем. – И меня не уволили.
Мы наливаем себе в стаканы на два пальца односолодового виски, перемещаемся с ним из кухни в гостиную и садимся друг напротив друга.
Оливия пристально смотрит на меня:
– Мы поболтаем о погоде или перейдем сразу к делу?
Мою шею сводит спазм. Губы не двигаются. Я отпиваю виски для «голландской смелости»[6]. Что вообще означает это выражение – «голландская смелость»? Я пытаюсь подобрать определение.
– Дженнифер?
– Извини. Извини. Давай перейдем сразу к делу.
И я начинаю. Будто ныряю с самого высокого трамплина в бассейне, когда сердце трепещет и желудок подпрыгивает к горлу. Я в свободном падении, в ожидании шлепка о воду.
– Помнишь, на днях я ходила к доктору?
– Да…
– Ну, я получила результат моего анализа крови. Я думала, он скажет мне, что у меня дефицит железа или что-то в этом роде, но вышло так, что у меня необычная болезнь крови.
Оливия втягивает голову в плечи.
– О-о, – бормочет она. – Мне так жаль…
– И это в последней стадии.
– Шутишь!
– Хотелось бы.
Она молчит, ожидая продолжения.
А я не знаю, как отреагировать на это молчание. Интересно, есть ли какие-то советы по этикету, которые помогали бы друзьям в подобной ситуации?
– Господи, Джен! Ты серьезно?!
Она хватает меня за руку, мы смотрим друг другу в глаза и ошеломленно молчим, как будто кто-то нажал на кнопку паузы.
Затем этот кто-то нажимает кнопку «пуск».
– Мне так жаль, Джен… Я даже не знаю, что сказать…
– Я тоже не знаю, – говорю я. Отпускаю ее руку и беру свой бокал, потому что хочу как-то разрядить атмосферу неловкости.
– Тебе нужно узнать второе мнение, – решительно произносит она, выпрямившись, словно готовясь к схватке. – Нам надо найти лучшего специалиста по крови в стране. В мире!
– Признаться, я бы так и сделала, но доктор Маккензи тщательно изучил этот вопрос. Это невероятно редкое заболевание. И если нужны какие-то доказательства его правоты, то моя мать называла его нашим «золотым самородком», лучшим диагностом, которого только можно найти, и в ее словах не было резона сомневаться. К тому же я не уверена, что на это есть время.