Мурку в шею укусил комар. Она отмахнулась.
А комар все кусал и кусал Мурку в шею. Она не могла его согнать.
Голова почему-то не поворачивалась. Боковым зрением Мурка заметила остро блеснувшую иглу, которую вытащили из ее шеи. Кто сделал укол, она не разглядела. Наверно, угриха, сестра Зинаида… ладно, все равно. Потом глаза закрылись. Но она еще чувствовала, как несколько пар чужих рук поднимают ее, куда-то несут, начинают раздевать. Это тоже совсем все равно… Откуда-то издалека донесся спокойный голос матери:
– Аккуратно с моей дочерью. А ты не бойся, дуреха, вреда мы тебе никакого не причиним. Спи, тебе отдохнуть к ночи нужно… А потом самое интересное. Вот увидишь, как тебе понравится!
Что интересное-то? Но это тоже было все равно…
3
– …ты тоже благоволишь к нам, сумрачная Ночь? Ты расправляешь… Это… а, онемевшие крылья души… Истинное небо мы обретаем только в твоих беспредельных глазах, госпожа Ночь…
Какая чушь… Мурка попыталась собрать то, что называла собой, в кулак – ну ладно, в кулачок – воли и прийти уже в себя. Хотя бы открыть глаза. Нет, не открыть. Мрак. Пахло чем-то странным, а еще – дымом и ладаном. Она лежала на животе на чем-то твердом и ледяном, а кто-то гладил и гладил ее по спине и заднице теплыми ладошками. Ладошек точно было больше двух, но сколько точно… Ломило голову. Постепенно она начала понимать, что ее вовсе не гладят, а аккуратно, не пропуская ни сантиметра, чем-то намазывают.
– …Внимайте же все: ныне… вечная женственность снова… в теле нетленном на землю идет… – гудел кто-то, запинаясь, старческим голосом над самым ухом. – …все совместит красота ночная в новой девственности… нашей юной нетленной богини…
Брееееед…. Как болит голова. Как холодно. И не шевельнуться… А может, не надо и пытаться? Пусть думают, что она еще не пришла в себя?
Ее осторожно, даже ласково, перевернули на спину и снова продолжали намазывать – чем-то липким, прохладным и душистым. Пахло пионами и розами.
– Так, девочки, хорошо, – сказала какая-то приторная старуха. – Умнички. Теперь давайте мы ее перенесем, нашу красоту, на место уже и там последние штришки наведем… Маруська, ты доплела веночки? Давай скорей.
Нет, глаза не открыть. Будто заклеены чем-то. Мурку опять подняли и понесли в несколько пар рук. Руки мягкие, женские. Несли минут пять, и по пути кто-то – незаметно для других, наверно, – все гладил и гладил одним пальцем ей под коленкой. Щекотно. Тот же палец, когда ее укладывали на какие-то твердые подушки, провел под правой ягодицей. Старуха зашипела и звонко хлопнула кого-то по руке: