Едва Мурка вышла сквозь тяжелые двери на волю, переулок охватил шумом, пылью и насквозь прожаренным городским летом. Вечер… Как тепло! А у черного фонаря с пухлыми ангелятами на цоколе среди ожидающих своих абитуриентиков родителей и друзей стоял Митя, сияющий и немножко гордый. На миг Мурка увидела в нем мальчишку-ровесника, того, из семидесятых, худенького, такого же сияющего, поступавшего сюда же на реставраторский, – и вдруг дошло: да какой же он все-таки храбрый, енотик, со своим черным маникюром и сумасшедшими жилетками! Мурка слетела по ступеням, помчалась к Мите сквозь толпу и солнечные пятна, и люди, смеясь, расступались перед ее радостью.
– …Эта девчонка талантливая, – возбужденно заговорил кто-то из абитуры рядом, – там преподаватели меж собой говорили, ну вот когда мы рисовали, что вот просто сверхталантливая, я слышал!
Митя услышал и расцвел. Глаза у него сделались голубые, как небо, и молодые. Мурка молча – хвастаться-то еще нечем – обняла его. И они пошли в ресторанчик.
После экзамена по живописи оставалось только ждать. Жизнь вдруг стала свободная, прогретая летом, никуда не влезающая – так ее было много. Не надо ни к чему готовиться, не надо спешить, не надо бегать на занятия по интенсиву… Да еще жара эта… От Невы несло тиной, небо стало белое, пыльное. Толпы туристов роились в центре. Солнце прожаривало любую квартиру насквозь, что на набережной, что на Петроградке, и у Мурки валились из рук карандаши и кисточки. По ночам от жары было не уснуть, а если уснешь, являлись то девочка Эля с тоской в кошачьих, бесцветно жутких глазах, то снежный мальчик – какие у него глаза, правда ли черные камешки, Мурка так и не узнала: просыпалась с визгом, едва он поворачивал к ней белое неподвижное лицо… Коготь рыси снова надеть на шею она не решалась (тогда, наверно, снежный мальчик точно ее увидит), но и оставлять нигде не хотела: носила с собой в рюкзачке или в кармане. И, конечно, на экзамены тоже брала. Да, хорошо бы в самом деле иметь какую-нибудь защиту от призраков – но, похоже, коготок этот совсем даже не защита… а наоборот.
«Шаманские» снимки Швед делал неделю, не поднимая головы. Получилась жуткая эскимосская сага, от которой знобило. И хотелось спрятаться с головой под одеяло. Поверить, что белое существо в руках Ангакока – она сама, не было никакой возможности. Хотя, конечно, Мурка помнила цвет и свет, и запах белой шубы, и черный, как из-под земли, взгляд шамана, и все прикосновения темных цепких его ладоней, от которых внутри все съеживалось и сердце цепенело, как лягушка перед гадюкой. Отдавать работу Швед не спешил: