- Ничего.
- Почему же плачешь?
- Без причины, Сережа.
- Без причины не плачут.
- Беспричинные слезы - самые сладкие.
Рябинин бессильно заходил вокруг. Он не знал, что делают с плачущими женщинами; не знал, что делать с плачущей любимой женщиной; не знал, что такое беспричинные слезы и откуда в них может взяться сладость.
- Кукушку я слушала.
- Сколько насчитала?
Он воспрял, разгадав причину этих слез, - видимо, кукушка мало отвела ей лет жизни.
- Много... Но в одном месте умолкла, как перерыв сделала в два кука.
- Ну и что?
- Значит, будет и в моей жизни двухгодичный перерыв.
- В каком смысле?
- Не знаю... Буду два года не жить, а существовать.
- Из-за этого и расплакалась?
- Нет, Сережа.
- Тогда из-за чего?
Рябинин не понимал ни этих слез, ни этих двухгодичных загадочных куков. Ему казалось, что для слез нужны причины потяжелее - даже для женских. И он не замечал, как к его горлу подкатил уж вроде бы совсем беспричинный душе сжимающий ком жалости.
Маша вытерла глаза. Разбрелись по палаткам уставшие геологи. Погас костер, перестав бросать на воду далекие и какие-то шаманские сполохи. Потемнела светлая галька, и глуше заурчала река, словно тоже стала укладываться на ночь.
- Слезы от грусти, Сережа.
- А грусть отчего?
- А грусть, наверное, от счастья.
Рябинин промолчал, не найдясь. Он не видел особой разницы между грустью и скукой. И уж никак не мог соединить грусть со счастьем. Эти ее слова, как и слезы, он отнес к женской психологии, мужчине непонятной и пониманию не подлежащей, не будь она психологией любимой женщины.
- Грусть находит тогда, когда беда подвалит.
- Нет, Сережа. Когда беда, то не до грусти. В беде действуешь, думаешь, страдаешь...
- А когда же грусть?
- Когда хорошо. Так хорошо, что загрустишь и подумаешь: господи, хорошо-то как, не случилось бы чего...
Возможно, она что-то предчувствовала. Он слыхал, что иногда на женщин снисходит божественное провиденье, когда они видят чужие помыслы и слышат роет трав. Тогда Маша грустит от его любви и от его помыслов - сразу после окончания полевого сезона Рябинин намеревался поговорить с ней прямо и окончательно.
Маша встала, задев его склоненное лицо распавшейся прической. И Рябинин не удержался - положил задрожавшие руки на ее вздрогнувшие плечи. Она сняла их легко и осторожно.
- Сережа, полевой сезон не кончился. Завтра нам вместе работать.
Теперь он не сомневался, что сегодня на нее пало неземное провиденье. Отсюда и грусть, отсюда и слезы.
- Сережа, грусть - это предвестник счастья, - сказала она скорее для себя, чем для него.