«Джон и Руби такие милые, верно?»
«Как вы думаете, Джон сделает Руби предложение после выпуска?»
«Руби выглядит счастливой, да?»
Они отвечали на мои вопросы расплывчато, пожимая плечами. Они ничего не замечали, им не было до этого никакого дела.
Руби сделалась молчаливой. Ее ничто не интересовало, она словно безвольно проплывала через семестр. Чем дальше это заходило, тем тревожнее мне становилось. Я пыталась вытащить ее из этого. Это было все равно что карабкаться на обрыв, но я не могла ни за что зацепиться, и к началу зимы наша дружба потускнела, разговоры сделались скучными и усталыми. Я не знала, что сказать, поэтому молчала. Это беспокоило ее – та неловкость, которую я создавала.
Я знала, что это неправильно. Неправильность грызла меня изнутри. Джон хотя бы не прибегал к рукоприкладству – по крайней мере пока. Но это было едва ли не более жестоко: то, как он при помощи слов подтачивал ее волю, манипулировал ею, заставлял подчиниться. Он ломал ее.
Макс знал, что что-то не так, но мы не разговаривали об этом. Мы никогда не признавались в том, что нам известно одно и то же. Когда я задавала вопросы, он отмалчивался.
Я знала, что Макс не смог бы помочь, даже если б захотел. Никто не был таким сильным, как я. Я была единственной, кто мог справиться с этой ношей.
* * *
Мне снилось, что я волчица. Я блуждала по лесам, окружающим Хоторн, удовлетворяя свои основные инстинкты. Лучше всего мне было, когда я находилась одна. Это касалось моих нужд, а у меня была только одна нужда. Выжить.
Но потом появился Хейл, который называл меня по имени:
– Малин.
Я посмотрела на него своими волчьими глазами.
– Я тебя звал, – произнес он.
– Я тебя не слышала, – ответила я.
– Что происходит?
– Я читаю.
– Читаешь что?
Я посмотрела вниз, но мои пальцы уже давно превратились в лапы – когтистые, поросшие шерстью. Передо мной стоял Белый Клык.
– Ты готовилась к экзамену? – спросил он.
– Да.
– Ты перечитала стихотворение Цветаевой? Оно будет в программе.
– Нет.
– Ты помнишь, о чем оно?
– Да.
– Что ты собираешься делать?
Он улегся на землю и свернулся передо мной. Мне это нравилось. Я хотела, чтобы он так и лежал. Я прижала голову к его груди. Он был так близко, его морда была всего в нескольких дюймах от моей. Я видела, как шевелятся его губы, но не слышала ни звука. Он говорил, но его слова не доносились до меня.
– Что? – спросила я. – Я тебя не слышу.
Он стал кричать, но я по-прежнему не слышала его. Я крикнула в ответ:
– Я ТЕБЯ НЕ СЛЫШУ!
А потом, словно кто-то включил звук, его голос прогремел у меня над ухом: