– У тебя нет мамы, но ты не бьешь людей кулаками. Не думаю, что отсутствие отца его оправдывает. Ты же порвешь с ним теперь, верно? – спрашиваю я.
Она должна порвать с ним. Я подстроила все это, чтобы она могла выйти из этих отношений. Мы смотрим друг на друга ясными и сосредоточенными глазами. Она выжидает секунду, потом отводит взгляд.
– Руби, – твердо говорю я. – Руби. Нет, ты должна расстаться с ним. Его детство – не оправдание. Он, по крайней мере, должен был понимать, что поступает неправильно. Это нелепо, ты должна защищаться от подобных вещей.
– Я не могу расстаться с ним. – Голос у нее делается напряженным и смазанным.
Я подхожу к ней, выключаю утюжок и забираю его у нее из рук. Потом становлюсь прямо перед ней, чтобы она не могла отвернуться.
– Все просто, – говорю я. – Ты спускаешься вниз, говоришь ему, что все кончено, потом поднимаешься обратно наверх и продолжаешь жить дальше собственной жизнью. Я тебе помогу.
– У тебя все только черное и белое, – произносит Руби, снова садясь на кровать. – Ты такая правильная… Ты следуешь списку правил и точно знаешь, как им следовать. Не могу сказать наверняка, но не все остальные должны следовать тем же правилам. Это не твоя жизнь, М. Это моя жизнь.
– Почему ты вообще хочешь остаться с ним? Он ужасно обходится с тобой. И ты это понимаешь, не можешь не понимать.
Руби вздыхает. Она устала и обижена. Она не смотрит мне в глаза.
– Расскажи мне. Объясни. Тебе нужно рассказать мне все, – говорю я.
Руби хмурится.
– Ладно. Хорошо. У меня нет денег, в отличие от тебя, или Джеммы, или Халеда, или Макса… или Джона. Я могу учиться в Хоторне только благодаря стипендии за футбол. Ты это знаешь, верно?
– Да. – Я не понимаю, какое отношение это имеет к Джону. – Но твой отец – преподаватель, это очень хорошая работа. И вообще, никому нет до этого дела. Денежный вопрос не так уж важен.
– Именно поэтому ты не понимаешь.
Я молчу. Она продолжает:
– Тебе не нужны деньги. Твои родители платят за все. Но мне нужны. Потому это имеет значение.
Она права.
– Я все равно не понимаю, почему ты должна оставаться с Джоном, – говорю я.
Руби молчит. Ноздри ее раздуваются, щеки заливаются краской.
– Мой отец уволен.
– О… – произношу я, не зная, что сказать дальше.
Она некоторое время думает, затем говорит:
– Я застала его… с одной из его студенток, когда мне было десять лет. Вошла в его кабинет и видела все. И он знал, что я его видела, но ничего не сказал. Много месяцев я не могла даже смотреть на него. Когда я была в средней школе, отец получил предупреждение от администрации колледжа. Он не сказал почему, но я слышала, как все в лагере шепчутся об этом. Наш городок такой маленький, там невозможно сбежать от сплетен. Я слышала, что его снова застали с поличным – на этот раз другой преподаватель.