– Я могу что-нибудь сделать? – спрашиваю. Хочу сказать «пойдем, тебе нужна помощь», но слова застревают у меня в горле. Завеса между притворством и реальностью, как всегда в присутствии Руби, истончается, и я даже не уверена, понимает ли она, почему я здесь. Слышу, как внизу закрывается дверь, и гадаю, пойдем ли мы все-таки на Бал Последнего Шанса. Сейчас это кажется совершенно неважным, еще больше, чем – прежде.
Руби приподнимается на локте и заставляет себя встать. Я делаю движение, чтобы помочь ей, но она мотает головой, подходит к столу и достает утюжок для волос.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я.
– Готовлюсь. – Тон у нее ровный, беспечный.
– Может, тебе пойти к врачу?
– Зачем?
– Потому что Джон тебя избил, неужели неясно?
Без малейшей паузы она отвечает:
– Это пустяки.
Руби держит вилку, провод под весом утюжка раскручивается до земли, и тот клацает о деревянные половицы. Направляясь к шкафу, она вздрагивает, потом откашливается, не желая, чтобы я слышала ее боль.
– Что мне надеть сегодня? – спрашивает Руби, но голос у нее какой-то тусклый. Она открывает гардероб и достает два платья – черное, расшитое бисером, и красное, вычурного покроя. – Они такие разные… Я не могу выбрать.
– Руби, – говорю я, тщательно обдумывая слова, – ты уверена, что у тебя все в порядке с внутренними органами? Я слышала, как он тебя ударил.
– Со мной все хорошо, – отвечает она. – Нам нужно побыстрее подготовиться.
– Разве этот бал так важен? Тебе же больно.
Я не понимаю, почему она так ведет себя. Я хочу вырвать ее из этого состояния.
– Оставь это, – предупреждающим тоном произносит Руби.
От утюжка поднимается пар. Она запускает пальцы в спутанные мокрые пряди.
– Хорошо, послушай, – молящим голосом говорю я, – ты не можешь встречаться с тем, кто бьет тебя, кричит на тебя, угрожает тебе, как это делает он. Он изменил тебе с Джеммой, разве это тебя не волнует?
Руби с невероятным спокойствием смотрит на меня.
– Ты думаешь, я не знаю о его изменах?
Я молчу. Она снова смотрит на свое отражение и ловит в зеркале мой взгляд.
– Все отношения разные.
Я не думала, что все будет так.
– Ты не понимаешь, – продолжает Руби, распрямляя свои волосы утюжком. – У него было трудное детство, он ничего не может с этим поделать. Его отец влип, а потом уехал и не подавал о себе вестей. Я хочу сказать, если кто-то и может это понять, то только я. Кто знает, где сейчас моя мать? Так что я его понимаю.
Мне не жалко Джона. То, через что он прошел из-за своего отца, он мог использовать для того, чтобы стать лучше. К тому же Руби вовсе не отличалась разрушительным поведением. Ну, отличалась, но только в отношении себя самой.