День Выпускника
Я снова в доме и стучу в дверь комнаты Макса.
– Да? – откликается он.
– Привет, – говорю я, проходя внутрь и закрывая за собой дверь.
– Выглядишь отлично, – замечает Макс.
Я смотрю на свое платье – простое, темно-синее – и рассеянно отвечаю:
– О, спасибо.
Он снова поворачивается перед зеркалом и завязывает галстук. Я обвожу взглядом его комнату. Мне нравится то, какой здесь порядок, книги аккуратно расставлены на столе, постеры на стенах выровнены по линеечке.
– Тебе помочь? – спрашиваю я, когда Макс распускает галстук и начинает заново.
Я подхожу к нему. Наши глаза на одном и том же уровне. Вспоминаю, как читала какой-то труд, автор которого утверждал, что высокие люди с большей вероятностью преуспеют в профессии. Я представляю Макса в белом халате в какой-нибудь клинике, и то, сколько людей он сможет вылечить, – и думаю о том, что к нему это правило неприменимо. Шелковый галстук скользит в моих пальцах, когда я провожу широкий конец поверх узкого.
– Как ты думаешь, они расстанутся? – спрашивает Макс.
– Не знаю. – Мы замолкаем, и я, вспомнив кое-что, спрашиваю: – Откуда ты узнал, что между ними что-то не так?
Макс медлит несколько секунд, прежде чем ответить, как будто он не уверен, какие слова следует подобрать.
– Ты помнишь, я рассказывал тебе про тот случай в футбольном лагере?
Я вспоминаю, завязывая его галстук.
– После этого, и особенно после того, как мой дядя попал в тюрьму, Джон стал меняться все сильнее, – продолжает Макс. – Когда-то он был веселым, нормальным – когда мы были младше. Но потом начал оскорблять меня при каждом удобном случае. Только меня, и никогда никого другого. Он любил нравиться всем, поэтому не мог обратить это против кого-то еще. Мне кажется, Джон знал, что я не стану огрызаться. Я хотел, чтобы мы пошли в разные школы, и был рад, что нам больше не придется видеться. Я заранее подал заявление сюда. А потом, съездив в Хоторн весной, он заявил, что тоже поступает сюда. Я пытался отнестись к этому положительно, думал, что, может быть, мы всё начнем здесь заново, даже подружимся. Я прилагал к этому усилия. Я думал, что он, возможно, стал другим. Но этого не произошло. Он по-прежнему вел себя со мной как сволочь. Ко второму курсу стало немного лучше. Я уже не был его единственной целью. Кто-то наверняка стал другой его мишенью, и я предположил, что это Руби.
Я поправляю последний узел его галстука; отступаю назад, скрестив руки на груди, и спрашиваю:
– Вот откуда твое расстройство, да? Потому что он травил тебя?