— Но вы как всегда правы, Генрих. Люди устали, их надо беречь. Война возложила на СС нечеловеческие нагрузки. Давайте отвлечемся. Хотите анекдот?
И он рассказал, как к партайгеноссе Борману пришли вступать в партию два жида. Один из них был обрезанным, а другой сохранил верхнюю плоть. Партайгеноссе остроумно отказал одному на основании того, что он был обрезанным, а потом и другому за то, что тот не обрезался вовремя.
Они немного посмеялись и перешли к текущим делам.
Положение на фронтах вызывало тревогу.
Русские партизаны активизировались, и это значило, что Сталин готовил новую наступательную операцию. А в тылах вермахта царил беспорядок. Внутренние коммуникации были неимоверно растянуты, на узлах войскового снабжения шли диверсии, и надо было что-то делать, чтобы поскорее вывести рейх из намечающегося кризиса. Тем более что полководцы Красной Армии набирали опыт быстро, а талантов в этой армии оказалось более чем достаточно — удары последнее время начали сыпаться один за другим, вот уже и непобедимая 6-я армия, которой командовал фон Паулюс, застряла в заснеженных развалинах Сталинграда, а сам Паулюс сдался в плен.
— И все-таки жаль, что эта странная история закончилась так глупо, — сказал Гитлер. — Я всегда говорил, что отсутствие художественного вкуса сводит на «нет» любую режиссуру.
— Мой фюрер, — сказал Гиммлер, — Безвкусица приближает конец любой истории.
— История кончается тогда, когда с арены ее уходят личности, — сказал Гитлер и прошелся по комнате, по-женски скрестив руки перед собой.
Оба они ошибались.
История не кончается.
Она существует, пока с лица Земли не исчезнет последний человек.
Глава девятнадцатая и последняя, которая бы могла стать прологом
АГАСФЕР
Он посмотрел вверх.
Небеса были чисты и безмятежны.
В пронзительную синеву из новенькой толстой трубы, выложенной из красного кирпича, полз густой желтый дым. На уставшую землю оседала копоть сгоревших человеческих надежд.
И тогда он закричал в тоске и смятении:
— Я вспомнил, Господи! Я вспомнил!
Он вспомнил.
Песок.
Жаркий ветер облизывал угловатые глыбы известняка вдоль извилистой тропы на Голгофу. Иисус остановился, облизывая пересохшие и жаждущие губы. Несший за ним крест также остановился.
Легионеры не торопились, с ленивым любопытством они наблюдали за происходящим. Один из них опирался на копье.
— Воды, — попросил Иисус.
Толстый сонный сапожник, скрестивший пальцы на поясе, отвернулся.
— Иди! — сказал он. — Не накликай беды на мое жилище! Проходи, проходи, пес! Скоро тебя не будет мучить жажда! Там ты напьешься вдоволь.