Малыш выбежал из комнаты. Они услышали, как входная дверь открылась и вновь захлопнулась. Белинда рассеянно подумала, что он забыл надеть пальто. На улице было намного холоднее, чем ей казалось по пути сюда.
– Мне понадобится много кипяченой воды и чистые салфетки, – сказал Люк мужчине. – Не беспокойтесь, больше он не будет метаться по кровати. Сейчас он не чувствует боли.
Мужчина вытер мокрое лицо порванным грязным рукавом и поспешил выполнить приказ Люка. Белинда, держа в руке лампу, подошла ближе. Люк осмотрел маленькую комнату и поношенное постельное белье, но пробормотал, обращаясь к Белинде, что он не может перевезти мальчика в городской кабинет:
– Мне нужна твоя помощь, Белинда. Как ты думаешь, справишься? Белинда кивнула. Внутри у нее все переворачивалось, но она приняла решение.
– Поставь лампу на маленький столик и придвинь его как можно ближе к кровати. У тебя должны быть свободны руки, чтобы помогать мне во время операции.
Белинда поставила лампу и приготовилась выполнять указания Люка. Она работала бок о бок с Люком, словно под гипнозом. Белинда помнила, что выполняла все его приказы.
Она передавала ему инструменты, придерживала то, что он просил, делала то, что он велел, но все время находилась в каком-то ступоре. В какой-то момент тело мальчика слегка зашевелилось, и Белинда дала ему вдохнуть хлороформ. Дрожащей рукой она поднесла к его лицу салфетку с химикатом.
Люк внимательно посмотрел на нее и сказал, когда салфетку убрать. Операция казалась бесконечной. К тому времени, когда Люк перевязал культю и промыл инструменты, Белинда чувствовала, что полностью лишилась сил: «А Люк?.. Вот он какой, ее брат. Доктор!» Тот устало прислонился к спинке кровати, и по его телу пробежала дрожь. Белинда никогда раньше не видела его в таком состоянии. Но это продолжалось недолго. Люк снова наклонился над пациентом, посмотрел на его зрачки и измерил пульс.
– Внимательно наблюдай за ним на тот случай, если что-то изменится, – велел он Белинде. – Мне нужно здесь убрать.
Сказав это, Люк завязал остатки раздробленной руки и окровавленные бинты, чтобы их вынести. Белинда позволила себе сесть на краешек кровати. Она впервые прямо посмотрела на пациента. Он был молод, не старше семнадцати-восемнадцати лет. У него страшно побледнело лицо. Она никогда не видела такой белой кожи. Дышал он очень тихо, но ровно. Белинда задумалась: «Как долго будет действо вать анестезия? Что он почувствует, когда очнется?»
Она знала, что ему будет ужасно больно. Он будет страдать несколько дней и даже недель. И он лишился руки.