«Эмпатия», — шепнуло подсознание. Ну, пусть… всё равно настроение, а не так себе, впополаме с меланхолией и самоедством.
Надя промеж родителей идёт, Санька справа от Владимира Алексеевича, только иногда вперёд забегает. Я чуть сзади, приотстал.
Надя, ну ребёнок совершеннейший! Трещит! Со всеми разом, и ведь што интересно – со всеми и успевает. Ну да это известный бабий фокус.
До площади Трубной дошли пешком, тут рядышком. А ёлок! И Мишка. Стоит рядышком с Федул Иванычем, улыбается!
Понимаю вроде, што взрослые договорились на условленное время, а Чудо! Пусть не Рождественское, но на сердце сразу теплее стало. И улыбка на морду лица такая, што чуть не треснула.
Попхались кулаками в бока и плечи, поздоровкались, да так вместе и пошли. Вроде и виделись позавчера только, а хорошо вышло! Душевно.
— Уговаривались, — Пономарёнок махнул головой в сторону взрослых. А сам сияет, как лампа керосиновая в ночи.
Ёлищи – ух! В лесу небось обходишься, штоб такие найти! Одна на десяток, а то и не один. Ровненькие, свечами зелёными вверх, юбки их игольчатые кружевами легли ровнёхонько. А дух какой! И снежок сверху падает. Не захочешь, а залюбуешься!
— Какая приглянулась? — оборотился дядя Гиляй ко мне.
— Вот, — я подбородком на Саньку, — художник растёт! Пусть с Надей и выбирают.
Опекун улыбнулся только, да и по голове меня погладил. Приятно! И стыдно немножко. Взрослый уже!
А потом раз! И знакомцы. Старые ещё, когда у Дмитрия Палыча жил. Здороваются со всем вежеством, ну и я ответно. Уважение в глазах, а потому и лестно немножечко. И неловко почему-то.
Ёлку на извозчика, потом дворник помог втащить. Здоровенная! Под самый потолок, и распушилась так, што чуть не пол гостиной. И красивая.
Наряжать взялись всем миром, даже и вредная горнишная. Украшения все-превсе самодельные, ну вот ни единой покупной!
Нарядили, а потом Мария Ивановна рассказы Рождественские читать взялась. Нравоучительные. У меня сразу думки забегали, но по-своему, а не по-писаному.
— Ступайте во двор, — отпустила нас хозяйка дома, — да не заиграйтесь! Вечером на богослужение, всю ночь стоять. Или может, подремать ляжете?
Надя задумалась было, но решила-таки на улицу, вслед за нами. Я только к себе зашёл, да в шкатулке двести рублей взял. Мы с дядей Гиляем договорились заранее по таким делам – если я зарабатываю, но и тратить могу сам. Выступаем иногда, вот и капают.
И на площадь! Снова. К рядам ёлочным. Санька меня за рукав… — Ты чево? — и глаза круглые такие, напуганные.
— На Хитровку. Пусть тоже… праздник.
Дружок мой закивал так, што вот ей-ей! Чутка побольше, и голова оторвётся! И по рядам! За пряниками. На все деньги и купили.