Тон и тема разговора показывают Аксеновой, что оба начальника сейчас отдыхают. Она не смеет поднять глаза.
— Товарищ Аксенова, — вдруг обращается начальник пароходства, и глаза у него смеются, — а знаете, что Красильников ответил на мою радиограмму? Он продолжает настаивать на своем: дескать, диспетчерская неправа, но он, мол, настолько великодушен, что не требует наказания виновных. Он так и написал: «виновных». Ну и самоуверенный же малый. Каков, а? Но и новатор он настоящий.
Аксенова ничего не отвечает и не отрывает глаз от графика, хотя в эту минуту плохо различает линии.
Посидев еще немного, оба уходят. Они еще не раз войдут сюда: посмотреть график, поговорить с судами.
9
Тонко и чисто тикают стенные часы. Аксенова на мгновение прикрывает веки. Федя, следовательно, упорно считает ее виновной и великодушно прощает. Получается, что он даже ходатайствует за нее. Нет, нет, не нужно ни жалости, ни прощения, ни заступничества. Она поступила правильно и разумно и — не желает снисхождения, которое только оскорбляет.
Вдруг мелькает мысль чисто женская: «Зачем же квартира? Может быть, другая?» От этой мысли по телу пробегает озноб. Она горько пожимает узенькими девичьими плечиками, сердится на себя за то, что позволяет отвлекаться посторонними мыслями, и включает селектор.
Наступает новый день. За окном серое утро. Дождь еще не перестал, небо низкое, мостовая и тротуар влажны.
На морских часах — шесть, на стенных — восемь. Через час придет ее смена. Все подготовлено для сдачи дежурства.
Кто-то стучится в дверь. Вероятно, это чужой. Она открывает. Перед ней пожилая женщина в коротком бушлате и с кожаной сумкой. На рукаве нашивка: красная молния. Это — почтальон.
— Вы Аксенова?
— Да.
— Вам срочная телеграмма.
— Мне?! — Аксенова так удивлена, что не находит слов и не догадывается спросить, откуда. Ни родные, ни знакомые никогда не писали на адрес пароходства да и не знают его. Что может быть? Ее охватывает тревога. Пока она расписывается, в голове проходит целый рой предположений и догадок.
Когда почтальон уходит, Аксенова тут же, в дверях, распечатывает и читает:
— «Саратове куплю трюмо тчк Сможет ли находиться тебя пока получим квартиру тчк Федя».
Аксенова еще раз перечитывает телеграмму и чувствует, как из глаз бегут слезы.
Успокоившись, она читает в третий раз, и теперь до сознания доходит, что телеграмма послана, как обычно, по телеграфу Министерства связи. Почему же он не использовал речной телеграф, селектор, телефон, радио? Ему достаточно было пересечь палубу, зайти в свою радиорубку и вызвать ее. «Он стеснялся, — не хочет путать личное со служебным», — удовлетворенно думает она и счастливо улыбается. «Он поймет меня», — стучится в голове ликующая мысль.