Тяжелая коса сползла с Асиного плеча, и пушистый ее конец рассыпался по странице. Ася смахнула ее небрежно, как сор. Сеня перевернул страницу. Торжественно, как по радио, Ася произнесла:
— И тут началась война.
— Мама пришла прощаться. Видишь, в форме. Тогда погон еще не было. Я ее все время снимал, пока пленка не кончилась.
Ася прошептала:
— И не заплакала ни разу?
— Все мы плакали потихоньку друг от друга.
— Я бы не смогла. При всех бы разревелась.
— Пришлось — смогла бы.
— Может быть. — Вздохнула. — Вот и альбому конец.
— И теперь мы не знаем, где она. Сколько ни спрашивали — ответ один: «Выполняет задание».
Почувствовав, что разговор начинает скользить по унылой тропинке, Сеня мужественно проговорил:
— Ничего. Мы — ленинградцы. Все выдержим!
Ася просто спросила:
— А мы, уральцы, по-твоему, хуже?
Этот вопрос вызвал не вполне еще понятный для него протест. Как можно сказать про нее, про уральскую девочку, что она хуже кого-нибудь? Да бывает ли лучше-то?
— Что ты, — воскликнул он, — ничуть не хуже!
Глядя прямо на его вспыхнувшее лицо, она твердо сказала:
— Нет, с ленинградцами никто не сравнится. Им труднее всех. А они и не думают сдаваться.
— Никто не думает.
Она взяла альбом и положила его себе на колени. Он тоже вздохнул, глядя на ее руку, поглаживающую зеленый бархат переплета. И ему захотелось погладить эту маленькую и не потерявшую еще детской припухлости девчоночью руку. Он подавил это неожиданное желание. Никогда раньше и в голову не приходило, какие там у них руки, у девчонок…
Но тут, вдруг, она сама, очень неожиданно, положила свою ладонь на его руки. Сеня присмирел и увидел очень близко, у самого своего лица, ее широко распахнутые глаза с такими большими и бездонными зрачками, что он невольно подался назад. Но он еще больше удивился, когда она прошептала:
— Слушай-слушай, вдруг найдется кто-нибудь из раненых, который знает твою маму…
Не отрывая своего взгляда от ее бездонных зрачков, Сеня изумленно спросил:
— Да ты что? Что ты?
— Ну и что же, — продолжала торопливо нашептывать она, — и ничего тут нет такого невозможного. Ведь их, раненых-то, тысячи. Вдруг кто-нибудь, вдруг Ожгибесов. Оч может быть. Сейчас все бывает, если война.
И с этого вечера они вместе начали ждать, когда случится чудо. Да нет, чудес ведь не бывает, даже во время войны. Человек не может исчезнуть без следа. Так не бывает. Особенно такой красивый и такой бесстрашный человек. Он обязательно должен напомнить о себе…
Ведущий объявил:
— Аккомпанирует Семен Емельянов.
Сеня привычно пошел к роялю, пристально вглядываясь в лица зрителей. И он увидел то, что так долго ждал, но совсем не так, как ждал и рисовал в мыслях. Где-то в глубине зала, среди разноцветных халатов и ярко белеющих бинтов, возникло движение. Какой-то человек, в сером халате, поднимая над головой толсто забинтованную руку, не то оберегая ее от случайных ушибов, не то прикрывая ею свое лицо, двинулся к выходу.