Она спросила у Митрофановой:
— Откуда ты все знаешь?
— Да сам же он и сказал. Музыкантов сын, Мы с Асенькой в постель его укладываем, а он все выкрикивает: «Не верю, что мама к фашистам подалась!» Так все и выкрикивает.
— И я тоже не верю, не такие они люди…
— Да, ты уж у нас, известно, святая душа. Откуда тебе людей знать? С твоим-то характером.
— И тебе не советую болтать, — сухо проговорила Вера Васильевна, заранее зная, что Митрофанова не последует ее совету.
А ночью в дежурке раздался звонок. Он разбудил Веру Васильевну. Не поднимаясь с дивана, она протянула через голову руку и взяла трубку. Звонили из госпиталя. Усталый женский голос деловым тоном ставил в известность, что Иван Иванович Емельянов умер час тому назад.
— Да как же так? — тоже усталым голосом спросила Вера Васильевна.
— Острый сердечный приступ, — ответили из госпиталя.
— Да нет. Как же так сразу? Он только что разговаривал со мной, сын у него заболел, просил присмотреть.
Но в трубке раздался не то вздох, не то зевок и послышались частые гудки.
Вера Васильевна положила трубку. Просил присмотреть за сыном. Это его последняя просьба. Она привычным движением поправила волосы и вышла из дежурки.
Ох, война! Как ожесточились люди. Вот эта, из госпиталя, какая равнодушная! И винить-то ее не за что: насмотрелась, как люди умирают. Ей все равно.
9
В номере тускло светилась одна лампочка на письменном столе. Ася сидела на диване и дремала, положив руки на раскрытый альбом с фотографиями. Но она сразу же встрепенулась, как только Вера Васильевна приоткрыла дверь.
Увидев мать, спросила:
— Он еще не вернулся?
Она спрашивала о Сенином отце. Вера Васильевна покачала головой и тоже спросила:
— А тут как?
— Кажется, заснул. А то все бредил.
— А если это не бред?
— Тогда что?
— Если все правда, что ему наговорили?
Но Ася вместо ответа показала фотографию в альбоме.
— Вот она. Видишь, какая.
Молодая красивая женщина у санитарного самолета. Тонкое лицо, смелые брови, веселые глаза. Немного, может быть, самоуверенные и гордые. Такие же, как и у молоденького парня в летном шлеме. Они стоят рядом — врач и летчик, и оба, несмотря на обыденность того, что им предстоит сделать, выглядят немного торжественно. Может быть, оттого, что они смотрят в объектив аппарата, у них такие торжествующие лица.
Нет, такие не изменяют. Не умеют и незачем. Вот именно так и хотела ответить Ася, и Вера Васильевна так ее и поняла. Она обняла дочь, радуясь, что они одинаково подумали.
Прижимаясь к матери, Ася начала перелистывать альбом. Она шепотом, чтобы не потревожить, рассказывала о каждой фотографии. Каждый шаг этой строгой торжествующей женщины вызывал Асино восхищение. Вера Васильевна с грустью подумала, что никогда никакие ее поступки не вызывали со стороны дочери ничего похожего на восхищение. Стараясь не выдавать своей зависти, она спросила: