На собраниях, если случалось быть на нем уполномоченному, бывало такое не часто. Каждый, кто отваживался говорить, делал это после председательского доклада, чтобы не сбиваться с руководящей линии. Соблюдая это неписаное правило, Птица протестующе махнул рукой, но уполномоченный остановил его и попросил Таймалова на трибуну. Он, видимо, слышал о нем много хорошего и теперь, должно быть, надеялся, что шофер непременно выдвинет встречные обязательства. Однако Таймалов, едва водворился за шаткую трибуну, сразу повернул в другую сторону и сказал, что подтягивать показатели дальше некуда, потому что гайка у Птицы будто бы ослабла вконец и надо определить в председатели другого человека.
Уполномоченный переглянулся с Птицей, и, наверно, пришлось бы ему поправлять Таймалова, но тут из затихшего зала вдруг донесся чей-то раздумчивый голос:
— А ить верно Таймалов-то говорит. Сымать Иван Иваныча надо.
— Надо!
— Давно пора! — вразнобой и не сразу зашумели колхозники, а те, кто порешительней, норовили пробиться на трибуну.
Птица потупился.
И хоть уже не говорили колхозники столь беспощадно, как Таймалов, но каждый, кто ненадолго утверждался на трибуне, вел дело к тому, чтобы незамедлительно сменить председателя.
Уполномоченный сначала пытался утихомирить мужиков, потом только слушал, а когда убедился, что гайка у Птицы и вправду ослабла окончательно, быстрехонько созвонился с районным начальством, назначил перевыборы и попросил назвать кандидатуру нового председателя.
В клубе воцарилась тишина.
Мужики, должно быть не веря, что их требование сбылось так скоро, недоуменно переглядывались. Кое-кто с надеждой посматривал на баб, которые сбились в тесную кучку на двух передних скамейках, но, судя по тому, что был их шепоток очень несогласным, они ничем пока не могли помочь мужикам.
Уполномоченный нетерпеливо переминался за столом президиума, всем своим видом показывая, что мужики погорячились напрасно. А те боялись дать маху, и, как издавна, когда решалось важное дело, в зале кое-где зашаяли огоньки папирос. И, верно, еще не скоро назвали бы мужики того, кто мог, по их мнению, руководить колхозом, если б не обронил кто-то в шепотливом разговоре имя Боркова. В клубе опять заметно поутихло, а когда уполномоченный повторил свое «так кого же, товарищи?», зал отозвался одним коротким, как вздох, словом:
— Агронома!
Борков вздрогнул.
До этого мгновения он воспринимал все происходящее на собрании как нечто само собой разумеющееся. Но никак не предполагал оказаться в председателях колхоза. Руководить небогатым дубовским хозяйством, по его давнему мнению, мог только человек крепкого характера и редкостных способностей.