– Выходит, меня, – вздохнул я. – Так чего же батька твой сразу не сказал? Драться еще полез…
– Не знаю, дядька ведун. – Девчонка снова зашмыгала носом. – Не со зла он! Испугался, поди, сказать-то…
– А ты, значит, не испугалась. – Я постарался изобразить что-то вроде улыбки. – Как зовут-то тебя, малая?
– Зимой Ждановной кличут, – еле слышно ответила девчонка, – дяденька ведун.
– Зима, – повторил Веор. – Грозное имя для женщины. С таким ей впору вырасти воительницей, а не хозяйкой бражного дома.
– Выручила ты меня, Зимушка. – Я огляделся по сторонам и незаметно от лесорубов сунул в маленькие ручки кошель с золотом. – Держи. Приданое тебе будет. Только спрячь получше, да никому не показывай. А ежели кто силой отобрать попробует – сразу говори: обидишь – ведун придет, и не ноги, а саму голову снимет.
– Не надобно мне, дяденька ведун. – Зима спрятала руки за спину, заехав Веору локтем в живот. – Ничего не надобно – только батьку пожалей, не сгуби! Совсем ему без ног погибель выйдет.
– Бери, кому сказано. – Я потрепал Зиму по макушке. – А за батьку не бойся – к утру ходить будет. Но ежели опять лаяться вздумает…
– Не вздумает! – Зима прижала кошель к груди. – Не вздумает, дядька ведун. Он у меня ведь не злой совсем!
– Ты справедливый человек, Антор. – Веор пересадил Зиму с одного колена на другое и повернулся ко мне. – Всеотец не ошибся, наградив тебя даром Видящего. В своем праве не щадящий врагов, но вдвойне мудр тот, кто умеет отблагодарить друзей.
– Порадовал малявочку, – Славка улыбнулся и одними губами добавил, – старый абрикос… А мы-то что делать будем?
– Уходить надо. – Я вспомнил всадника, которого мы заметили в лесу еще до встречи с Веором. – И чем скорее, тем лучше.
– У тебя много врагов. – Веор тоскливо вздохнул. – Но неужели мы не можем остаться хотя бы до утра?
Похоже, ему совсем не хотелось уходить. Вряд ли он боялся ночного холода или опасностей, которые могли поджидать нас за порогом, но в корчме для нас нашлось вдоволь еды и меда, до которых он явно большой охотник. Здоровяк успел влить в себя три или четыре кружки, пока я ковырялся с одной, и разомлел. Могучие плечи Веора опустились, а на лице появилось блаженно-расслабленное выражение. Он не дремал, но Зима, устроившаяся у него на коленях, уже вовсю заплетала рыжую бороду в косицы. И Веор не возражал – перед девчонкой задира и грозный воитель, способный одним ударом кулака сломать шею медведю, таял и превращался в милейшего увальня. Самого доброго если не во всей «Гардарике», то в этой богами забытой корчме уж точно.