Чтобы этот тезис не повис в воздухе, приведем простейший пример. В 1989–1990 годах, то есть в самые последние годы советской власти, в Кольцово и Загорске-6 были закончены работы по созданию советского биологического оружия на основе вирусов геморрагических лихорадок Марбурга и Эбола [10]. А когда советская власть рухнула, в первом же издании, опубликованном на международной арене, заместитель директора вирусного центра «Вектор» в Кольцово С. В. Нетесов не мог не признать, что как раз средств лечения от лихорадок Марбурга и Эбола в России нет [200]. Так против кого было подготовлено то биологическое оружие? И какой смысл критиковать японского генерала Исии Сиро, не допускавшего разработки биологического оружия в своей стране, если советский генерал Е. И. Смирнов ставил работы по биологическому вооружению СССР так, что оно появлялось много раньше средств защиты.
После этих ремарок очень многое в советском опыте уже не удивляет.
Так, после Второй мировой войны, начиная с 1947 года и до самой смерти И. В. Сталина, министром здравоохранения СССР состоял разработчик биологического оружия и энтузиаст биологической войны генерал Е. И. Смирнов. Так что он мог использовать для целей биологического вооружения все интеллектуальные и иные ресурсы страны.
Далее, начиная со времен позднего И. В. Сталина и вплоть до самого конца эпохи М. С. Горбачева, должность главы санитарно-эпидемиологической службы Советского Союза (они называли себя высокопарно — Главный государственный санитарный врач) занимали люди, которые назначались из числа лиц, лично занимавшихся разработкой биологического оружия. В этих условиях предполагать, что лица подобного рода будут заниматься обеспечением биологической безопасности населения страны — пустое дело. Они всегда обслуживали только ВБК и в первую очередь интересы армии. А отношения между армией и страной были полупроводниковые: армия получала от гражданской службы всю информацию об эпидемиях и опасных возбудителях, а в ответ не давала стране ничего. И это был принцип, который первый начальник военно-химического управления Я. М. Фишман провозгласил еще в начале 1928 года [74].
Прижился тот принцип, накрепко прилип к стране.
Вот почему не может удивлять общеизвестная история, как продал интересы населения Свердловска в 1979 году в разгар эпидемии сибирской язвы генерал П. Н. Бургасов. На тот момент он пребывал в должности главного государственного санитарного врача СССР. А думал сей генерал в те тяжкие дни лишь об одном — как бы не выдать преступление Советской армии в области биологической безопасности. Так что было генералу не до жителей города с их военно-рукотворной бедой.