Вячеслав Германович, редактор в некрупном издательстве, — одна из жертв пакта от двадцать третьего августа. На мои сеансы он направлен в принудительном порядке стараниями Демократического Контроля, и Нестор, передавая мне документы, особо настаивал на необходимости говорить «вольной речью» и в глаза называть клиента Славик. Конечно, его хочется называть Славиком — такой он чистенький, светлый, голубоглазый и выглядит на десять лет младше, чем есть, — но не в качестве же пытки. Однажды это неосторожное слово слетело у меня с языка, и Нестор сказал, что меня самого подвергнут терапии, если я позволю себе думать, что демократическое общество будет кого-либо пытать. «Не надо таких шуток, доктор, — сказал Нестор. — Шуток вообще надо поменьше. Жизнь серьёзная вещь, и относиться к ней следует серьёзно».
— Тогда я не понимаю, какие проблемы у Вячеслава Германовича, — сказал я. — Он-то серьёзен как мало кто.
— Да, но на чём он сосредоточен? Совершенно не на том! На каком-то педантстве! На придирках ко всем, кто что-то делает! Именно такие аутичные вредители мешают становлению гражданского общества. Плевать им на гражданские права, лишь бы запятые правильно стояли!
Я сдался, но пожаловался моему майору, и майор сказал, что Нестор, в порядке исключения, прав: таким славикам, с их запятыми и Фивами, плевать не только на гражданские права (сюда-то они правильно плюют), но и на Родину. «Я от этого пакта, доктор, сам не в восторге, — сказал майор, — а погляди, как пригодилось. Будем аутистов ставить на карандаш. Он у тебя буйный?»
Мой бедный педант приходит в неистовство и шипит так злобно — а сам ясноглазый, чистенький, беззащитный. Когда на очередной странице очередной злодей входит в комнату «со своими сподручными» (эти сподручные развеселили даже меня), Славика кидает в слёзы — и вот тогда, чтобы не заплакать, он вспоминает про газовые камеры.
— Что-нибудь ещё?
— «И на лице у него отразилась полная острого переживания мина».
— Да?
— Мина на лице может только появиться. У вас на лице не может отразиться мина, гримаса или улыбка — во всяком случае, ваша собственная. Если кто-нибудь вам улыбнётся или состроит рожу — это да, отразится.
— ...А если перед зеркалом?
— Хорошо вам смеяться, Максим Александрович, — сказал бедолага, приступая к сложным манипуляциям с очками, отглаженным носовым платком и собственными руками, — он производил впечатление человека, у которого сто рук, и все кривые. — Только вот почему мне не смешно?
— От этого мы сейчас и лечимся, — сказал я миролюбиво.
— Как можно излечиться от самого себя?