— Помогите, помогите, пожалуйста!
Дверь распахнулась. На пороге стоял небритый старик в оранжевом жилете. Я, задыхаясь от быстрого бега и волнения, быстро сказала ему, в чем дело. Разумеется, он недоверчиво хмыкнул в ответ на мое сообщение о том, что я, проходя через площадь, видела двух людей, пытающихся проникнуть в магазин, однако он все же связался по местному телефону с диспетчерской, а уж там обещали позвонить в милицию. Тут только я заметила, что рабочий смотрит на меня очень подозрительно. Я поняла, что мой вид не внушает ему доверия, и достала паспорт.
— Заходи, грейся, — сказал он в ответ.
Собственно, так и закончилась моя эпопея. Через пятнадцать минут к будке подъехал милицейский «газик», и меня, отвезли в отделение. Когда там меня увидели Кирюха и Серый, то они просто зашлись от злости и пообещали меня прирезать при первой же возможности. В милиции сначала со мной обращались весьма грубо, но после того как я позвонила в Москву и на калужских оперов как следует рявкнул генерал КГБ Гриценко, отношение ко мне резко изменилось. Меня напоили горячим чаем и (о счастье!) дали бутерброд с колбасой. А утром на машине за мной приехал Дед, и по его взгляду я поняла, что ничего хорошего меня не ждет.
— Будь ты моей дочерью, я бы закатил тебе хорошую трепку, — сказал он, принимая меня под расписку из отделения.
— Я теперь уже ничья дочь, — огрызнулась я.
Дед глянул на меня исподлобья, но ничего не сказал. Так мы молчали практически всю дорогу. Только подъезжая к дому, он неловко потрепал меня по голове и спросил:
— Ты одумалась или как?
— В каком смысле?
— Будешь еще убегать из дома?
— Из какого дома? — с горечью спросила я. — Он у меня что, есть?
Дед опять посмотрел внимательно на меня и произнес фразу, о которой, наверное, потом тысячу раз пожалел:
— Ладно, начиная с этого момента, я займусь твоим воспитанием.
С тех пор он так со мной и мучается…
Конец записи 268046-И
Дверь в комнату «журналистов» распахнулась так же неожиданно, как и захлопнулась. На пороге толпились несколько боевиков. Было видно, что большинство из них пришли просто от скуки — поглазеть на пленных, словно на забавных зверьков. Несколько чеченцев, скаля зубы, принялись вполголоса оживленно обсуждать что-то, то и дело бросая красноречивые взгляды на Иру. Девушка недовольно посмотрела на них и скорчила рожу, чем вызвала взрыв буйного хохота. Отсмеявшись, здоровенный толстый чеченец, в животе у которого, казалось, можно было разместить целый танковый экипаж, да и сам танк в придачу, обратился к Ире и Сону: