Тут же в больничной палате, где папарацци выкрикивали их имена, они начали новую жизнь, полную любви, света и радости. Вместе.
Двадцать лет спустя, через шесть недель после смерти отца, Арес Атилианский был коронован в большом соборе. Он долго шел по королевскому проходу собора, по которому, как ему когда-то казалось, он никогда не пройдет.
Толпа приветствовала его снаружи. На скамьях сидели атилианские и европейские аристократы. Знаменитый атилианский хор исполнял древний гимн о славе и доблести.
Отныне все внимание Ареса было приковано к семье.
Его прекрасные сильные близнецы, наследный принц Поллукс и принц Кастор, смотрели на него с гордостью и любовью. Именно этого Арес, счастливый отец, изо всех сил пытался заслуживать ежедневно в течение двух десятилетий.
Пия родила еще четверых детей. И теперь сыну Лето исполнилось семнадцать лет, а дочери Никс – тринадцать. А еще подрастала вторая пара близнецов, озорные десятилетние дочери Хелен и Клитемнестра, в которых уже проглядывало женское очарование. Сразу было видно, эти девчонки когда-нибудь разобьют множество мужских сердец.
«Когда-нибудь, – подумал Арес, когда они улыбнулись ему, – но не сегодня. Не нужно торопиться с этим».
Он так и не наладил прочных отношений с отцом. А тот, верный себе, то разводился, то вновь женился, дважды войдя в одну и ту же реку. При этом так и не произвел на свет ни одного ребенка. Судя по всем приметам, старый король умер в ярости, поскольку его нашли, усыпанного хрустальными осколками.
Взгляд Ареса остановился на братьях Пии, которые стояли позади его детей. Поскольку отношения с ними были важны для жены, это стало важно и для него. С годами он понял, что Маттео Комб и Доминик Джеймс не просто формальные родственники. Они стали настоящими братьями. Много воды утекло с тех пор, и никто больше не вспоминал, как Маттео ударил Ареса на похоронах.
С каждым шагом он все больше укреплялся в мысли, что ему очень повезло.
Он родился принцем, а Пия сделала его мужчиной. И только с ней рядом он смог занять трон и стать королем.
Арес добрался до входа в собор, поднялся по короткой лестнице и наклонил голову, чтобы принять корону.
Он думал о своем королевстве. О южном дворце, который редко пустовал в эти дни. В нем кипела жизнь, полная смеха, как, впрочем, и должно быть. Он думал о подданных, которым пообещал держать в секрете свои отношения с Пией, поскольку обоим нужно время, которое принадлежит только им.
А больше всего он думал о женщине, которая стояла рядом с ним, когда священники водрузили корону на его голову и вручили церемониальный скипетр.