Автопортрет с устрицей в кармане (Шмараков) - страница 76

– Нельзя ли это пояснить, – осторожно спросила Джейн.

– Принято считать, – сказал викарий, – что при переписывании исправляют менее понятное на более понятное, а не наоборот. Мистер Годфри, таким образом, признает, что защищаемое им чтение невразумительней того, которого придерживаюсь я.

– Мистер Годфри, ведь вы же скажете?..

– Я предлагаю, – сказал тот, – понимать apertis в смысле «явив» или «показав». Это не так уж далеко от oblatis, которое, надо думать, выглядело бы в ваших глазах совершенно удовлетворительным. Конечно, hostiis apertis – неуклюжее выражение, вызванное к жизни неумением совладать с рифмой, но по существу совершенно ясное. Ту же мысль выражает апостол, моля братий «представить свои тела жертвой живою», exhibere corpora hostiam. Рыцарь прожил добрым христианином и хотел, чтобы люди об этом помнили; это куда уместнее, чем на могиле человека, умершего в мире с церковью, намекать, что он по ночам курил цафетикой и чертил круги в каких-то богопротивных развалинах. Так вот, «явив собою высокую жертву» – может, это и нескромно, зато вполне объяснимо, – «я свершил великие битвы».

Викарий пожал плечами.

– Удивительно, – сказала Джейн. – К своему стыду, я не знала, что рядом с нами находится столько спорных вещей. А что там дальше?

– В следующей строфе можно разобрать только два стиха, – сказал мистер Годфри. – Ecce flent amaro plenae fontis mei parcae venae. «Вот струятся, полные горечи, скупые жилы моего ключа».

– Это прекрасное место, – сказал викарий, – намекает на один эпизод священной истории: Моисей у горьких вод Мары; все помнят, конечно. Он сделал источник пригодным для питья, бросив в него дерево, указанное Богом. Обычно тут видят человеческую природу, горькую от греха, и милосердие Божье, искупившее нас крестной жертвой. «Вот ключ, что отпирает небеса, – процитировал он, – вот врата Господни, коими внидут праведные; вот древо, что услащает воды Мары».

– А еще что-нибудь уцелело? – спросила Джейн.

– Ну, если не считать места в самом низу плиты, – сказал мистер Годфри, – где камень иссечен так обильно и разнообразно, что при желании можно прочесть несколько страниц «Диалога о чудесах»…

– Это место собаки, – с легким раздражением сказал викарий, – каменной собаки, которая сидела в ногах, пока плиту не переделали; это общеизвестно, и я не вижу повода…

– Да-да. Так вот, там видны еще три строки, а после них все утрачено.

Urit ignis, pungit vermis,
Homo patitur inermis,
Nesciens solacia.

«Печет огонь, жалит червь…»

– Жалит? – переспросила Джейн.

– Жалит, – с удовольствием подтвердил мистер Годфри. – «Беззащитный человек мучится, не ведая утешения». Все.