Сэндвич Дикси так соблазнительно пахнет луком, что мой живот снова начинает тоскливо урчать.
– Это Наполеон принес?
«Разве это не очевидно?» – написано на ее лице, когда она поворачивается ко мне, молча продолжая жевать.
Наполеон – парнишка лет двадцати, работающий в забегаловке в паре кварталов от нас. Для Дикси – всего лишь еще один несчастный из армии влюбленных в нее по уши.
– Можно кусочек?
Мне кажется, что с тех пор, как я пообедала, успело пройти лет сто, не меньше.
– Нет, – отрезает она, но ее рука, протянувшая мне сэндвич, говорит об обратном.
Я опускаюсь на пол позади нее и откусываю кусочек. Потом еще один. Жареная говядина. Авокадо. Чеддер. Тонко нарезанный красный лук на хрустящей булочке. Если Наполеон решил выразить все свои чувства к Дикси в форме самого совершенного сэндвича, у него это получилось с блеском. Я глотаю острые, щедро смазанные горчицей кусочки, почти не жуя.
Дикси молча наблюдает за моей жадной, почти варварской трапезой.
– Можешь доесть, если спустишься за бельем вместо меня.
– Ты что, стирала? На какие деньги?
– На мои.
– Я не собираюсь спускаться туда посреди ночи.
– Еще не ночь.
Она пытается отнять у меня сэндвич, но я тут же отнимаю руку:
– Тем не менее уже темно.
– Я постирала и твои вещи, Джем. Ты что, хочешь остаться без них?
Дикси снова тянет ко мне руку, пытаясь отнять мой скромный ужин.
– Ладно, – сдаюсь я.
С удовольствием прикончив свой сэндвич, я отправляюсь на кухню, чтобы выбросить белую бумагу, в которую он был завернут.
– Ну что, сегодня сходила на встречу со своим психиатром?
– Он не психиатр, Дикси. Он школьный психолог.
Открыв холодильник, я обнаруживаю тортильи, начатую пачку зеленых бобов, кетчуп и белую пластиковую упаковку сливочного масла, которого едва ли хватит на чайную ложку. Все как и утром.
– Попроси его отправить тебя к настоящему психотерапевту и скажи, что тебе нужен аддерал. Сможешь продавать его в школе. Будут хоть какие-то деньги.
Я слышала, что Дикси помогает каким-то старшекурсникам продавать свои рецепты в школе.
– Я подскажу, какие симптомы тебе лучше назвать, – не отстает она.
– Нет уж, спасибо.
Я с содроганием представляю, как буду спускаться вниз, в нашу прачечную. Лампочки, скорее всего, снова перегорели, и там стоит кромешная тьма. Вдобавок оттуда доносятся странные звуки – то ли молния стучит о дверцу сушилки, то ли снуют в темноте крысы.
– Давай сходим вместе, а? – умоляюще тяну я.
Дикси поднимает голову, оторвавшись от домашней работы. Кажется, она обращается не ко мне, а к стене напротив:
– Ну вот, опять начинается…