Постояв немного на носу, мы проходим в конец палубы и наклоняемся, рассматривая тянущийся за паромом пенистый след.
– Я соврала тебе, – ни с того ни с сего произносит Дикси, – о поездке на колесо обозрения.
Сначала я не понимаю, о чем она. Мне кажется, что она имеет в виду то, что соврала о своих впечатлениях, боясь меня расстроить.
– Папа не возил меня на колесо обозрения, – продолжает сестра, – ты хотела моей искренности? Вот, получай.
Дикси смотрит на меня с вызовом бойца, готового принять удар. Это так похоже на нее. Вот только ей невдомек, что я совершенно не хочу наносить этот удар. Я не злюсь на нее. Просто не могу. Огонек обиды во мне тухнет, не успев как следует разгореться. Как я вообще могла злиться на Дикси за то, в чем она не виновата? Правда всегда режет глаза. Наша семья далека от идеала настолько, насколько это возможно, и нам обеим сложно это принять. Нашим родителям всегда было плевать на нас, вот только мы в этом точно не виноваты – ни я, ни тем более Дикси.
Порыв ветра взлохмачивает волосы сестры, и огонь вызова в ее глазах потухает. Мгновение – и я прижимаю ее к себе. Где-то внутри я почти уверена, что Дикси тут же меня оттолкнет, но этого не происходит. Вжавшись в меня, она прячет лицо в вороте моего вязаного свитера и плачет – без всхлипов, без громких рыданий, как это случалось, когда ей было шесть. Раньше она любила превращать свои слезы в целое представление. Но все изменилось. Четырнадцатилетняя Дикси плачет тихо. Вцепившись в мой свитер, она сжимает меня в своих руках и дрожит. А я лишь тихонько глажу ее по спине, чувствуя, как ледяной воздух покусывает пальцы.
Отстранившись, она поднимает на меня раскрасневшееся, мокрое от слез лицо. Шмыгнув носом, вытирает щеки рукавом:
– Я совсем замерзла. Пойдем отсюда.
Спустившись вниз, мы возвращаемся на свое место, где я наконец-то разделываюсь со злополучной упаковкой зарядки. Подсоединив телефон, Дикси включает его, и мы обе прилипаем к экрану. Сообщения появляются на экране одно за другим, целый поток, изредка прерывающийся сигналом полученной голосовой почты. Все это – сообщения от отца, в которых грубость и попытки извиниться за нее слились в один огромный неразборчивый поток текста: «Ответь на чертово сообщение, Дикс! ЭТО ВАЖНО!»
И затем: «Я не злюсь, просто звякни мне при первой возможности».
В следующем он спрашивает: «Джем с тобой?»
Надо же! Он впервые упоминает меня с тех пор, как все началось.
В следующем сообщении он пишет, что Лия интересуется, почему Дикси не в школе. И сразу же за ним следует еще одно сообщение: «Она рассказала, что у тебя какие-то дела, которые нужно разрулить. Какие еще дела?!»